Главным рецептом удержать партию от морального падения, а также в качестве основного средства против злоупотреблений ответственных партийцев всегда считалась борьба за пролетарский состав партии. В 1921 году в условиях жесточайшего кризиса аппарат провозгласил спасительную ставку на «рабочую ячейку» или по более красочному выражению — партийную ориентировку на «фабричную трубу»[550]
.Но в условиях незрелости, тождества социальных противоречий нового общества коммунисты-рабочие не всегда оправдывали надежды аппарата. Децист Юренев писал, что коммунист-рабочий на производстве зачастую является не чем иным, как делегацией не вполне сознательных масс в нашу коммунистическую партию. Ему не раз приходилось наблюдать подтверждение этому в рабочих коллективах. Например, на общем собрании рабочих решается вопрос: продолжать забастовку или приступить к работам. Долгие дебаты. Наконец, красноречие иссякло и наступает голосование. В итоге — подавляющее большинство за стачку, а против — кучка, среди которой ни одного коммуниста. Нередко во главе рабочих, предъявлявших власти явно невыполнимые требования, становились коммунисты. «Коммунист-массовик не дорожит партией, легко разрывает с ней», — заключал Юренев[551]
.Пролетариат — это протокласс для революционеров и охранителей, бюрократов и маргиналов. Существенную часть в его архетипе составляет психология наемного работника. Много говорили о двойной сущности крестьянства — крестьянин, он и труженик, он и собственник. Рабочий тоже двойственен, с одной стороны, он труженик, с другой — наемник и как таковой равно расположен и к «добру» и ко «злу». Как труженик — к созиданию и прогрессу, как наемник — к рвачеству и иждивенчеству, к маргинальному поведению, проще воровству.
События 1921 года показали, что рабочие тоже могут быть политически ненадежными, многие с раскаянием посматривали в сторону крестов когда-то отвергнутой Церкви. С другой стороны, в пролетарской среде процветало «шкурничество», безответственность и пьянство, поэтому в своих поисках надежной социальной опоры партаппарат шел еще дальше. В 1922 году, в условиях разложения партии и перерождения, Цека по ленинскому требованию выдвинул лозунг «Курс на старого рабочего-партийца». С большим напряжением шел поиск активных партийцев с дореволюционным стажем, независимо от того, занимали они какие-либо ответственные посты или нет. Молотов сообщал в 1923 году, что таковых уже взято на учет полторы тысячи (менее 0,3 %). Эта цифра говорит о том, что революционного прошлого в партии осталось даже не на три копейки, а на три гроша.
Требования Цека укреплять ячейки рабочими от станка, но без придачи таковым каких-нибудь привилегий ослабляло стимул у рабочих к вступлению в партийные ряды. Низовое партстроительство оказалось в двойственной ситуации. Определилось противоречие — либо отсутствие всякого влияния малочисленной и лишенной реальных полномочий комячейки на дела производства, либо закомиссаривание и отчуждение. Первостепенной задачей партстроительства в 1922 году стал отход от идеализма в партийном строительстве, отказ от упования на бескорыстное и беспредметное подвижничество коммунистов и постановка партстроительства на твердую материальную базу.
Снятие противоречия пошло по пути, который указывал принцип двойной ответственности коммуниста: ячейка не имеет влияния на само производство, зато имеет возможность воздействия на капитанов производства. Партийные нормы не имели четких границ и прописанного кодекса. Для них не требовалось громоздких судебных учреждений, прокурора и адвоката. В случае необходимости можно было без проволочек обосновать и выдвинуть причины, чтобы изгнать зарвавшегося руководителя из партийных рядов, а, следовательно, с руководящей должности и покончить с его многотрудной карьерой если не навсегда, то надолго. Это была необычайно оперативная и действенная форма низового партийного контроля над функционерами, облеченными властью, которая не нуждалась в изматывающей юридической казуистике и не требовала долготерпения до истечения срока полномочий важного лица. Например, как в нашумевшем случае летом 1923 года, когда директор Раменской фабрики Головкин пропился, устроил скандал и был ячейкой исключен из партии[552]
.