«Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

Несчастные жены подверглись остракизму со стороны партийных ревнителей. Виноваты оказались они как безусловно контрреволюционный, домостроевский фактор. Наверное с подобным выводом с готовностью согласился бы не только коммунистический номенклатурщик, а и всякий нечистый на руку, закоснелый чиновник любой формации. Ячейка кожзавода сочла «целесообразным и своевременным, дабы не развивать в дальнейшем бюрократизм, необходимо воспретить членам партии вступать в брак с дочерьми из буржуазного класса и духовного звания, которые противны рабочему классу».

Массы раздражал не только бюрократизм. Беспокоило пресловутое «обрастание», покупка домов, мягкой мебели и прочего, противоречащего идеалам Октябрьской революции и незатейливому образу жизни рабочего. «Для укрепления революции необходимо всем членам партии в корне изжить противное рабочему классу приобретение всевозможных буржуазных обстановок и построек, а у тех членов партии, у которых такое имущество имеется — конфисковать, так как оно приобретено нетрудовым доходом».

Чуть позже, в условиях революционной урбанизации общества, когда квартирный вопрос на глазах портил не только нравы столичных жителей, но и провинцию, не только беспартийных, но и членов партии, в Цека возник вопрос о допустимости для членов партии постройки или аренды домов. Ввиду острого жилищного кризиса в СССР, особенно в крупных промышленных центрах, среди обывателей наблюдалось стремление к индивидуальному и кооперативному строительству. Местные контрольные комиссии оказались в затруднении по поводу того, как следует относиться к участию коммунистов в буме индивидуального строительства. Секретариат ЦК в июне 1926 года счел необходимым дать разъяснение, в котором основной линией для членов партии признавалось их участие в жилищной и строительной кооперации, но в отсутствии условий для таковой с ведома парткомов допускалась индивидуальная постройка или аренда домов. «Без целей наживы», — как было особо подчеркнуто в циркуляре[546].

«Пьянство — это социальная болезнь среди членов партии», — признавались острогожские кожевники, но таковая была легковесно отнесена ими в разряд «оставшейся в наследство от буржуазии и царизма». Вызывали протест факты найма прислуги членами партии, а также «многоженство» и «многомужество». Последнее не совсем то, что обычно принято подразумевать под этими словами. Таким образом товарищи кожевники на своем самобытном языке выразили возмущение частыми разводами и повторными браками тех ответственных товарищей, которые особенно близко приняли к сердцу сексуальную составляющую социальной революции.

По всей видимости, революционные перемены в половых отношениях, последствия женской эмансипации тогда были значимы и волновали многих. Вопрос стихийно возникал на многих партийных собраниях по стране и привлекал по-своему, как жаждущих плодов этих перемен, так и ревнителей коммунистической нравственности. Весной 1923 года была отмечена «холерная эпидемия» браков в комсомоле. Член ЦК А.П. Смирнов поделился в Секретариате своими впечатлениями с владимирской губпартконференции, на которой комсомольский вожак из Александрова некто Максимов сетовал, что весной у молодежи развиваются «чувствительные чувства», бороться с которыми трудно. Сам Максимов даже разработал ряд мер для борьбы с эпидемией. Прежде всего — не давать гулять парами, везде, на спортивных играх, на лекциях и т. д. молодежь надо группировать по половому признаку. Лиха беда прожить весну и лето, а зимой легче справиться — чувства охладевают. Но план Максимова не встретил никакого сочувствия у старших товарищей по партии. Весне все возрасты покорны, менторские стрелы летели мимо цели[547].

Говорили во Владимире и по вопросу «обрастания» коммунистов поросятами, козами, овцами. Спорили, можно ли коммунисту иметь двух лошадей, двух коров, новый дом, новые сени. Замнаркомпрод Смирнов по этому поводу заметил: «Фальшивое положение коммунистов в деревне». Руководители настроены аскетически, говорят — нельзя, мелкобуржуазный дух, крепкий крестьянин-коммунист неблагонадежен для партии, однако в деревне голытьбу никто не слушает. Цека было бы полезно дать указание губкомам, что коммунист-крестьянин должен быть хорошим хозяином, уметь работать, местные организации не должны опасаться их зажиточности, но уметь налагать на них сбор в фонд для нужд членов партии[548]. Впоследствии Смирнов, уже будучи полноправным наркомземом, специально обращал внимание Цека на то, что местные парткомы продолжают осуществлять давление на коммунистов, имеющих крепкое крестьянское хозяйство (без наемного труда), считая это противоречащим партийной этике и заставляя их переходить на коллективные формы хозяйства. Нарком просил принять меры и прекратить травлю культурных хозяйств коммунистов, «в противном случае мы не сумеем никогда добиться авторитета в деревне»[549].

Тайна борьбы за рабочий состав партии