Стенограммы XII съезда содержали невыгодный для Сталина материал, поэтому сразу после его завершения Секретариат постановил изъять из обращения сброшюрованные бюллетени съезда, отредактировать принятые резолюции и только потом опубликовать его протоколы[582]
. В «Правде» была помещена специальная директива всем парткомам о недопустимости издания резолюций и протоколов съезда до их окончательного утверждения редакционной комиссией и официального издания ЦК[583].Сталин хотел построить Российскую Советскую Социалистическую Республику. Благодаря Ленину возник СССР. Но сама партия как раз и была построена на принципах выдвинутой Сталиным автономии. Национальные компартии являлись автономиями в составе РКП(б). Это, в конечном счете, решало все. Уступив Троцкому по вопросам национальной политики, Сталин не стал долго раскачиваться. Сразу же после съезда, справившись о здоровье Ленина, он решил немедленно восстановить свои пошатнувшиеся позиции, не дожидаясь очередного партийного форума.
Сталин в своем образе действий временами проявлял совершенно противоположные качества. В одних случаях он мог годами терпеливо выжидать благоприятных условий для решительных поворотов в политике. В другой раз он действовал без всякой раскачки и проявлял мгновенную реакцию в расправах со своими оппонентами. XII съезд закончил свои работы 25 апреля 1923 года, а 4 мая на заседании Секретариата уже было утверждено решение ЦКК об исключении из партии М.Х. Султан-Галиева, слишком понадеявшегося на влияние Троцкого в вопросах национальной политики[584]
.Затем ЦК партии в начале июня созвал 4-е Совещание по национальному вопросу. В истории с этим Совещанием сплелись многие сюжетные нити, в том числе и невидимые. И невидимые, как всегда, являлись наиболее значительными. Дело было, конечно, не в попытках крайних националов, типа Султан-Галиева, составить заговор против московской власти. Ситуация с национальным строительством в СССР была столь запутанной и непредсказуемой, что так или иначе у каждого, кто имел отношение к этому делу, имелся свой скелет в шкафу. Любому можно было предъявить обвинение либо в правом, либо в левом уклоне или в великодержавности, или в национализме. Резонно предполагают, что Сталин решил взять реванш в национальной политике после трепки, заданной ему Лениным в 1922 году по национальному вопросу в дискуссии об автономизации и федерализме — в той области, где его привыкли считать «абсолютно авторитетным». Но еще вероятней то, что Сталин выбрал хорошо известное ему поле национальной политики в качестве позиции для авангардного сражения после бесславного отступления под ударами коалиции Ленина и Троцкого в конце 1922 — начале 1923 года. Здесь кстати и подвернулся Султан-Галиев, который оказался удобен тем, что в своих нападках на принцип автономизации зашел еще дальше Ленина (он в принципе возражал против деления национальных республик на союзные и автономные). И самое главное — это то, что единомышленники Султан-Галиева после XII съезда партии прямо заявляли, что теперь их защитник — это товарищ Троцкий[585]
.Диспозиция боя на поле национальной политики была выгодна для Сталина, поскольку Троцкий в национальном вопросе являлся таким же двухнедельным удальцом, как в свое время в вопросе о профсоюзах. Особый интерес Троцкого к национальным проблемам проявился с XII съезда, а до этого националы не чувствовали особенно благотворного влияния товарища Троцкого в борьбе с «великорусским шовинизмом». Ленин накануне съезда направил Троцкому письмо, в котором предложил заняться нацвопросом. Троцкий в 1923 году напечатал в «Правде» ряд «ценных и чрезвычайно своевременных» мыслей, как объявили некоторые из националов, поэтому Сталину было важно выбить из рук своего главного противника национальное оружие и изолировать его союзников. Но Троцкий на Совещании не принял боя, он не оправдал надежд тех, кто считал его своим защитником, как Султан-Галиев. Итоги Совещания были таковы, какими желал их видеть Сталин. Однако этот успех имел только тактический характер, необходимо было выходить на оперативный простор.
Партия еще не пережила последствия глубокого кризиса 1921―22 годов. Для рядовых коммунистов оставалось характерным неблагополучное материальное положение; руководство партии продолжали беспокоить состояние дисциплины в организациях и не прекращающиеся выходы из партийных рядов. В специальной справке аппарата ЦК «Выходы из партии» таковые были оптимистично названы «естественным процессом откристаллизовывания доподлинно стойкой основной партийной массы»[586]
. По некоторым губерниям за 9―10 месяцев 1922 года обнаружилась потеря 7―9 % партсостава. Кстати, в разных губерниях картина выглядела существенно по-разному — где-то отток из партии превышал вступление новых членов, а где и наоборот. Например, в очень проблемной по части дисциплины смоленской организации вступление парадоксальным образом превысило выход и исключение.