Читаем «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг. полностью

Салтыков-Щедрин говаривал, что толпе закрыт доступ в область критической проверки рекомендуемых ей афоризмов. Лучше, когда толпа, как рабочая масса, вообще не рвется в эту область, а просто руководствуется классовым чутьем. Хуже, когда толпа имеет интеллигентскую природу и стремится проникнуть в область критического, но ей, как тоже толпе, доступны лишь только поверхностные начала. Красная интеллигенция даже в кузнице кадров партноменклатуры — из числа слушателей коммунистических университетов — оказалась не менее «дряблой», чем старая. Сказалась нестойкая, рефлектирующая природная суть субъектов умственного труда, от которой не спасало и пролетарское происхождение, и партийный билет. Еще в марте 1923 года Секретариат серьезно обратил внимание на распространение настроений «ревизионизма и упадочничества» среди комстуденчества и молодой профессуры, их уклонение от общественной и партийной работы. Повсеместно участвовавшие в дискуссии учащиеся из Москвы, приехавшие на новогодние каникулы домой, шумно выступали в духе оппозиции и разгоняли болотную тину провинциальных собраний. Группа «свердловцев», нагрянувшая в Екатеринослав, сплошь представляла оппозицию, но, несмотря на этот десант, оппозиция везде в городе потерпела фиаско[621].

Сильнейшие потрясения в ходе дискуссии испытала партийная организация Киева, в которой произошел раскол руководящего бюро, и возникла тесно спаянная и активная группа оппозиционеров из членов губкома в количестве семи человек. В самом Киеве оппозиция собрала вокруг себя приблизительно половину голосов организации. Такой высокий процент оппозиции объяснялся переходом на ее сторону большинства военных ячеек.

Оппозиция в Киеве приняла наиболее парадоксальный характер — не просто две спорящие стороны, а настоящий, почти любовный, треугольник. Оппозиционеры безусловно одобряли резолюцию ЦК-ЦКК и внешне осуждали заявление «46-ти», однако резко выступали против своего ЦК КП(б)У, который в сущности являлся проводником политики московского Центрального комитета.

Поведение киевских оппозиционеров особенно замечательно тем, что все предложенные ими резолюции начинались с поддержки постановления Политбюро от 5 декабря и фраз о доверии ЦК РКП(б), но в заключение обязательно подчеркивалось иногда несогласие, а чаще всего звучали решительные протесты в отношении ЦК КП(б)У и его мероприятий по проведению в жизнь резолюции Политбюро ЦК. Ячейки, принимавшие резолюцию оппозиции, утверждали, что деятельность ЦК КП(б)У идет вразрез с постановлением Политбюро ЦК.

Типичный пример — резолюция ячейки киевского губвоенкомата. Военные соглашались, что дискуссия приняла характер борьбы за власть по вине Преображенского и Сапронова. Военные «с тяжелым чувством» осудили даже Троцкого за противопоставление молодежи «старой гвардии» и поддержку группы, выступившей против ЦК. Они также присоединились к постановлению петроградской организации и выразили доверие Цека. Как будто бы все в этой резолюции говорило о том, что ячейка стоит на линии ЦК, если бы не следующая добавка: «Ячейка выражает свое категорическое несогласие с пунктом 1 постановления ЦК КП(б)У, идущим вразрез с постановлением Политбюро ЦК РКП».

Этот пункт преткновения, вполне выдержанный в духе партийной демократии, заключал в себе одно положение, безусловно задевающее интересы местных партийных руководителей. А именно: отменялись все ограничения по стажу, установленные местными партийными комитетами или конференциями в вопросах утверждения секретарей парткомов и ячеек, противоречащие уставу партии. Киевские оппозиционеры требовали орабочения партаппарата и переноса тяжести работы секретариатов на собрания ячеек и пленумы парткомов. Устранение того «неистовствующего бюрократизма», который каждый голос критики считает проявлением фракционности и тем самым душит партийную мысль[622].

Интересна резолюция работников самого губкома и губисполкома, в которой приветствуются решения Москвы и вместе с тем: «Общее собрание считает недопустимым всякие выступления, направленные к подрыву авторитета тов. Троцкого и одновременно выражает свое несогласие с опубликованным постановлением ЦК КП(б)У, в корне подрывающем основы резолюции Политбюро ЦК и Президиума ЦКК»[623].

В Киеве с его сложной древней историей смешались стили эпох и традиции государств. Повышенные требования местной бюрократии к стажу секретарей явилось своего рода новым местничеством, сродни занятию должностей боярами при царском дворе в зависимости от знатности рода и срока службы московскому государю. Вместе с тем наружный демократизм оппозиционеров был обращен против полномочий центральных партийных органов в отношении местных ответственных работников, которые могли бы в духе Речи Посполитой, как магнаты, не оглядываясь на Варшаву, при помощи своих гайдуков направлять в нужную сторону волеизъявление партийных масс.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука