«Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

Довольно резкие разногласия имели место в вятской организации на совещании местного губкома в середине декабря 1923 года. Здесь не было такого острого раскола, как в киевской организации, но оппозиция оказалась в большинстве. Обсуждались два проекта резолюции. Проект секретаря Минькова гласил то же самое, что уже наловчились говорить все оппозиционеры: дескать, собрание приветствует и одобряет резолюцию ЦК и ЦКК по внутрипартийному строительству, но далее начинались сюрпризы для ЦК. Высказывалась необходимость изменить решения августовской 1922 года партконференции, установив как всероссийские, так и уездные и губернские конференции два раза в год; установить отчетность ЦК перед нижестоящими парторганизациями также не реже двух раз в год. В резолюции еще звучало одно из главных требований оппозиции, по которому на Старой площади безошибочно отделяли овец от козлищ, своих от оппозиционеров, — требование точного определения понятий группировок и фракций. Твердую оппозиционную линию подчеркивал и тот пункт, который гласил о «действительном проведении в жизни мероприятий по внутрипартийной демократии». Резолюция Минькова прошла подавляющим большинством голосов. Резолюция, отстаивающая позицию Цека партии, собрала на совещании всего 3 голоса[624]. В вятской городской организации оппозиционеры собрали 301 голос против 102 голосов за Цека.

В вятский прорыв были брошены крупные силы. В начале января в Вятку от ЦК и ЦКК приехал А.А. Сольц. Он вежливо сказал в выступлении перед организацией, что ее резолюция «чуть-чуть пахнет фракционностью». После этого замечания, привезенная им резолюция собрала 313 голосов против 244. Цека поддерживали уезды губернии, но сам город принадлежал оппозиции. Знаменательно, что после отъезда Сольца Минькову вновь удалось на общегородском собрании провести точку зрения оппозиции. После таких «легких» побед для ЦК вопрос сводился к тому, будет ли старый, затаившийся губком реально проводить принятую резолюцию? Здесь иллюзий не было. Поэтому аппаратная мысль предусмотрительно пошла в том направлении, чтобы немедленно за 4―5 месяцев до XIII съезда не разгонять оппозиционный губком, а тщательно подобрать для ненадежных организаций новый состав работников буквально перед самым съездом.

Вообще дискуссия показала, что развитию оппозиционности в сельскохозяйственных губерниях способствовал довольно сильный контингент из ответственных работников, к тому же хороших ораторов. В числе оппозиционеров оказались бывшие эсеры, меньшевики, анархисты, а также обиженные и затронутые чисткой. Благодаря этой особенности в состав партийной фронды попала симбирская губернская организация. Собрание ее активных работников выразило стандартное признание постановления Политбюро, но вместе с тем основной ошибкой в организационной линии Цека собрание сочло «неправильное передвижение центра тяжести на аппарат за счет партийной самодеятельности»[625]. Как видно из резолюции, она типична для оппозиционных документов — вначале формальная поддержка постановления Политбюро ЦК, а затем следуют пункты, фактически говорящие о недоверии руководству ЦК. Главным являлось не содержание резолюции, а упор на то, кто ее будет проводить. Линия фронта повсеместно определилась по вопросу, кто будет проводить эту самую партийную демократию, с которой на словах соглашались решительно все? То есть это был вопрос о составе высших партийных органов в Москве и здесь было нетрудно угадать намерение оппозиции отстранить Сталина и его команду от власти и похоронить результаты партийного строительства за последние два года.

В Сибири партийцы показали себя несколько отстраненными от вопросов, вокруг которых волновались все номенклатурщики европейской части России. Отсутствие районов, явно выступавших за оппозицию, скрывало положение дел на местах. В действительности почти все бюро всех губкомов, в том числе и секретари, заметно колебались и путались в понимании вопросов. За исключением новониколаевской, алтайской парторганизаций и секретаря иркутского губкома, сибирские губернии не сразу восприняли линию ЦК, пытались смазывать вопросы и уклоняться от оценки роли Троцкого. Все резолюции выходили очень «мирные» т. е. по категоричному мнению Цека — скрыто оппозиционные. Почти все они ссылались на неясность вопроса, отсутствие материалов и т. п. Однако, при всех колебаниях в начале дискуссии, никого из секретарей сибирских губкомов нельзя было назвать даже скрытыми оппозиционерами. Сибиряки путались совершенно искренне. В партийной дискуссии деревенские ячейки в большинстве не понимали причин и смысла полемики. Вопрос об аппарате и прочем был непонятен сибирскому деревенскому коммунисту уже потому, что в деревне часто никакого аппарата не было[626].