Партийные комитеты, давно привыкшие чувствовать себя полновластными хозяевами, считали положение ненормальным, когда на их территории имеются зоны, скрытые от их политического влияния и защищенные толстыми стенами казарм от их руководящих указаний. Армейский ведомственный сепаратизм раздражал и пугал, поэтому некоторые парткомы посчитали, что начинающиеся регулярные террсборы (призыв гражданских на краткосрочные военные сборы) являются хорошим поводом и средством для подрыва военведовской автономии. Они решили показать, кто здесь хозяин.
В результате, в некоторых очень важных городах, в частности в Москве, первые террсборы прошли из рук вон плохо, сопровождались недовольством призываемых, провокационными толками о близкой войне и, как следствие, дали массууклонистов. Политическое и военное значение сборов по столице оказалось напрочь смазанным. В конце октября начпура Антонов-Овсеенко направил в Оргбюро резкое письмо с протестом против позиции московского комитета партии в кампании сборов и возложил всю ответственность за провальное проведение сборов на МК РКП(б)[631]
. Главным образом ПУР был возмущен позицией МК, который исходил из того, что ему принадлежит руководство всей партийной работой в воинских частях в столице и что за политорганами армии остается только культурно-просветительный сектор. Антонов-Овсеенко требовал, чтобы МК ликвидировал созданный им институт военных организаторов для работы в частях.Это письмо было выпадом не только в адрес МК. Чего хорошего мог ожидать ПУР по этому вопросу от сталинского Оргбюро? Естественно, комиссию, в которой бы преобладало мнение Секретариата и терпело унижение достоинство ПУРа. Так оно и вышло. На заседания комиссии Цека о формах взаимоотношений между парторганизациями и военно-политическими органами в Москве и назначенные доклады в Оргбюро Антонов-Овсеенко демонстративно не являлся. В конце концов, Секретариат согласился на то, чтобы принять доклад о предстоящих весенних территориальных сборах от помначпура Павловского. Из его сообщения выяснилось, что помимо Москвы, невнимательное отношение к сборам было проявлено со стороны воронежского и екатеринославского губкомов. Но исключительно неприязненные отношения сложились между штабом петроградского военного округа и петроградским губкомом[632]
.Постановление Секретариата от 16 ноября, адресованное парткомам, было выдержано в духе товарищеской корректности: издать, обязать, оказать, предложить, поддержать и т. п. Парткомам было вменено в обязанность оказывать поддержку сборам решительно во всем. Текст постановления умалчивал лишь о том, что секретарям должно было быть понятно и без слов. Поддержку следует обращать в пользу неуклонного усиления позиций парткомов в армейской среде. Кроме этого ПУРу было отказано в самой малости, в просьбе призывать коммунистов на сборы на неделю раньше основного контингента для политинструктажа. Секретариат понял эту просьбу по-своему. Решено, что инструктаж коммунистов конечно необходим, но проводить его должен партком и перед призывом на сборы[633]
.Шла борьба за умы переменного контингента — либо он будет приносить в армию идеи общепартийного руководства, либо он будет выносить оттуда в общество установки армейского командования. Кстати, в эти дни, в видах этой борьбы Оргбюро по рекомендации Совещания завотделами признало необходимым учредить военно-политическую газету на паях с ПУРом, предполагая усиление идеологического влияния партии на армию. Отсюда берет свое начало известная газета «Красная звезда», номера которой стали выходить с нового 1924 года в самый разгар схватки партийного и армейского руководства.
Помимо прочего территориальные сборы показали, что авторитет Соввласти крепок среди крестьянства. В некоторых регионах явка переменного состава превысила 100 %. Моральное состояние призванных оценивалось более чем удовлетворительно, призываемые являлись на сборы с красными знаменами и песнями. И это несмотря на тот любопытный факт, что на юге страны территориальный комсостав в большинстве своем когда-то служил в белой армии. Наряду с этим террсборы выявили, что в культурном отношении деревня откатилась далеко назад по даже сравнению с периодом гражданской войны. В материале «ПУРа приводились такие цифры: если в одном из уездов Воронежской губернии в 1919 году насчитывалось 8 библиотек, 79 изб-читален и 104 школы, то в 1923 году таковых имелось только 3, 9 и 12 соответственно[634]
. Около 90 % крестьян оказались частью полуграмотные или неграмотные вовсе. Политическое развитие призванных вызывало изумление, некоторые не имели понятия, кто такие Ленин, Троцкий, Калинин (и уж тем более Сталин)[635].