Орден Сумрачной Вуали

И действительно, все вокруг напоминало морское царство. Воздух стал более тягучим и прохладным, как вода. От копыт лошадей во все стороны прыскали ящерицы и лягушки, в небе откуда-то взялась призрачная луна, в полном молчании восходившая над щербатыми стенами, под ступнями времени с тихим шорохом крошились камни.

Вой браксов сзади продолжался какое-то время, а потом резко затих. Кажется, Тилвас был прав, и наши преследователи не рискнули сунуться в монастырь.

Я натянула поводья, чтобы остановить лошадь, но аристократ гаркнул:

– Рано! – и, вырвавшись вперед, повел коня в самый центр развалин.

Только там Тилвас спрыгнул, затем дождался, пока спешимся мы с Мокки, и непререкаемо указал на железную крышку какого-то, кажется, подвала, едва видимую в густой траве у колокольни.

– Мокки, помоги мне открыть! Нам надо спрятаться! Быстро! – потребовал аристократ, двумя руками хватаясь за ржавую скобу.

– Псины отстали, в чем подвох? – проворчал вор, хватаясь за другую.

– Нет, Мокки, псины не отстали, – вдруг слабо промямлила я, обернувшись. – Просто их едят.

15 Здравствуй, Ори!

In aqua quieta aconitum trucius latet.

«В тихой воде таится более грозная отрава».

Как вы, возможно, догадываетесь, всё, что связано с пожиранием трепещущей плоти, вызывает у меня крайне негативные ассоциации и воспоминания. А у подобных эмоций есть одно плохое качество: они мешают здраво мыслить и сосредотачиваться.

Мне очень хотелось завизжать при виде того, как тучные тени, поднимающиеся от земли, обгладывают браксов, но я не располагала правом на такую роскошь. Так что я просто хлестнула наших лошадей:

– Бегите! Прочь отсюда, живо! – и Тилвас, как раз распахнувший свою створку люка, пронзительно добавил им что-то на своем колдовском языке.

Кони рванули – я надеюсь, им удалось убраться, – а мы, подгоняемые жутчайшей тишиной, изредка прерываемой слабым скулежом, один за другим скатились вниз по скрипучей лесенке. Тилвас, спускавшийся последним, захлопнул железные дверцы, и нас поглотила кромешная темнота.

Пару секунд мы молчали, и только хриплое дыхание разрывало воцарившееся безмолвие.

Потом я сняла свой Блистательный перстень, провернула камень на нем и положила на пол: несколько лучей света выстрелили во все стороны и слегка подсветили окружающее пространство. Судя по сводчатым потолкам, истлевшим полкам и терпкому аромату, мы находились в бывшем винном погребе монастыря. Воздух здесь, как и снаружи, был наполнен неясной зловещей силой.

– Лучше не повышайте голос, – шепнул Тилвас, напряженно всматривающийся в границу света и тени.

– Я правильно понимаю, – едва слышно, но крайне ядовито процедил Мокки Бакоа, – что мы, образно выражаясь, отгрызли себе руку, потому что нам мешал заусенец? Свалили от браксов в объятия чего-то более страшного? Умирать – так с размахом, да, аристократишка?

– Молодец, вор, твои когнитивные способности начинают меня радовать, хотя пессимизм удручает, – рассеянно отозвался Талвани и еще чуть подался вперед, будто вслушиваясь. – Я знаю, что делать. Все будет хорошо.

Я сложила руки на груди и слегка приподняла одну бровь.

– И что же нам делать? – бесстрастно уточнила я.

Тилвас в ответ бесцеремонно сграбастал меня за руку:

– Вам – немножечко подождать вот там… – пробормотал артефактор и уверенно потащил меня куда-то во тьму подземелья. Сохранять невозмутимое достоинство в таких условиях было сложно. Мокки, чертыхнувшись, двинулся следом за нами – причем задом наперед, не желая поворачиваться спиной к люку, ведущему на улицу.

Тилвас указал на самый угол погреба: каменный пол, какие-то истлевшие тряпки, кованый сундук. Причем при виде последнего Талвани резко втянул воздух ноздрями, издал удивленное восклицание и открыл крышку. Потом достал изнутри припыленную бутылку вина, обнюхал ее по кругу – это выглядело очень странно в исполнении долговязого аристократа – и вручил Бакоа:

– Мм, сливовое! А как хорошо сохранилось! Сидите. Пейте. Болтайте – только негромко. Ждите. Я скоро вернусь.

– Ты совсем больной? – в ответ вкрадчиво и даже как-то сочувственно поинтересовался Мокки. – Талвани, сволочь ты сухопутная, ты правда думаешь, что меня устроит полное отсутствие объяснений? Либо ты сейчас же рассказываешь свой гребаный план – и молись, чтобы он у тебя был, – либо я…

– Либо ты, – перебив, покорно согласился Тилвас.

А потом неожиданно мягко шагнул вперед и обнял Бакоа. Крепко, будто родная мать.

– Что… ЧТО?! – ахнула я, мигом растеряв всю свою строгость, когда вор обмяк и начал съезжать вниз. – Что ты с ним сделал?!