Орден Сумрачной Вуали

– Да ничего, просто усыпил ненадолго. – Талвани, усадив гильдийца у стены, повернулся ко мне. – Джерри. Пожалуйста. Я тебя очень прошу, пойми ты: я знаю, что делать, – он на мгновение замер, тревожно прислушиваясь к чему-то. – И если мы хотим выбраться отсюда, то просто. Сядь. У. Долбаной. Стены. И подожди, ясно? И когда этот очнется, убедись, что он никуда не денется! Вот, – Тилвас вдруг схватил наручники, висящие на камнях (зачем монахам наручники в винном погребе – неизвестно и, пожалуй, не слишком и хочется знать). – Можешь приковать его, если тебе так хочется. Главное, не дергайтесь.

Где-то там, в темноте у нас за спинами, вдруг заскрипел и застонал люк, ведущий наружу. Мой пульс участился. Значат ли эти звуки, что неизвестные тучевые твари насладились браксами и идут за нами?..

– Почему я должна тебе верить? – мрачно спросила я Тилваса.

Аристократ двумя пальцами взял меня за подбородок и заглянул в глаза. В его зрачках плескалось сочувствие – что раздражало меня, ужасно; и понимание, что удивляло. А еще странная, зыбкая нежность и что-то вроде принятой ответственности.

Это был плохой взгляд.

До пепла плохой.

Когда такие встречались на сцене, становилось ясно: до следующего акта кто-нибудь не доживет. Героический подвиг. Горькое самопожертвование. Роковая ошибка, имеющая последствия, которые протагонист после долгих терзаний согласен встретить лицом к лицу. Смерть – или как минимум разбитое сердце, раскрытый жестокий обман, – вот что по всем законам должно было следовать за таким взглядом.

– Ты и не должна мне верить, – серьезно сказал Тилвас. – Уж кому-кому, а мне не должна, это правда. Но я, представляешь, хочу изменить такое положение дел. Считай это моей прихотью или долгом. Когда мы выберемся отсюда, я расскажу тебе свою историю: про остров Нчардирк, про амулет, про запланированный ритуал с фигуркой пэйярту. И может быть даже… – он вздохнул, – и может быть, даже свои идеи о том, кем была тварь, убившая твоих близких.

Я вздрогнула и подалась назад, глядя на него с ужасом. Тилвас даже не шевельнулся. И правильно сделал: попробуй он удержать меня или схватить в такой момент, силой подтянуть обратно – он бы мгновенно стал для меня врагом – на инстинктивном уровне.

«Не хватай убегающих, испуганных не хватай – их страх облачит твое прикосновение в дерюгу безжалостного палача».

– Сядь у стены, хорошо? Пожалуйста, – терпеливо повторил свою просьбу Тилвас. – Те твари с улицы сюда не зайдут. Испугаются.

– Замечательно. То есть здесь у нас третий уровень потустороннего трешака.

Талвани подмигнул, не говоря ни да, ни нет. Я выругалась, напряженно глядя в сторону люка, о который что-то скреблось, и опустилась рядом с прикорнувшим Бакоа. Тилвас всунул мне в руку пыльную бутылку сливового вина, кивнул, сделал два шага назад и будто исчез, растворившись в сумраке подземелья.

– Выключи свет, – напоследок шепнул он из ниоткуда.

Я подняла и провернула камень на перстне. Мрак и тишина обступили меня со всех сторон.

* * *

Понятия не имею, сколько прошло времени, но, пусть условия и не менялись, в итоге мне просто надоело напряженно вслушиваться в каждый шорох. Всему приходит конец, знаете ли. В том числе нервам: вероятно, они у меня сгорели дотла, и я обратилась железной леди из старинных гномьих поверий.

А потом и Мокки очнулся.

Пробуждение Мокки было не слишком-то приятным. Потому что Бакоа действительно очень любит контролировать происходящее, а на свете нет ничего менее похожего на контроль, чем ситуация, когда тебя вырубает какой-то непредсказуемый хлыщ в проклятом монастыре, а очухиваешься ты в кромешной темноте в сыром подвале.

В общем, первым делом Мокки резко втянул воздух ноздрями, выбросил руку ударом вбок и так засадил мне локтем в солнечное сплетение, что я даже пикнуть не сумела. Мгновение спустя вторая рука Бакоа сжалась у меня на горле, и вот тогда он каким-то образом все-таки понял, что это я, а не невидимый враг.

Отсипевшись и тихонько откашлявшись, я обрисовала ему ситуацию.

Не то чтобы там многое можно было рассказать: сидим и ждем, и вроде нас пока никто не жрет, что тоже плюс, а где носит Талвани – а гурх его знает. Радовало то, что я наконец полностью оклемалась от последствий яда цавраску. Я была бодра и даже парадоксально весела. Свежая как огурчик и, как он же, немного пупырчатая – от мурашек, ибо нижнее белье и ледяное подземелье в царстве вечной ночи были не самыми сочетаемыми вещами.

Мокки молча снял свою рубаху с капюшоном и отдал мне. Я прикинула, как теперь он выглядит: мягкие шаровары, голый торс и шикарное ожерелье. Неплохо. Потом вор, шипя сквозь зубы какие-то ругательства на дольнем языке, отмычкой вскрыл бутылку вина.

– Значит, отдыхаем, – мрачно подытожил он, и в темноте послышалось бульканье. Оно немного поплясало под сводами забытого погреба, затем прервалось.

* * *

…Интересно, где там шляется Талвани?