Орден Сумрачной Вуали

Несколько раз «мой» бандит чуть не продырявил меня насквозь, а в один момент рубанул мечом так резко, что срезал кулон у меня на шее – я еле уклонилась. Мгновение спустя выяснилось, что это был мой любимый кулон, теперь печально разбившийся о камень на дороге. Единственная из моих вещей, не считая нижнего белья, которая пробыла со мной все время с начала нашего приключения. Более того: единственная из вещей, сохранившаяся у меня с эпохи до Зайверино… Когда-то мне его подарила Финна, моя милая Финна. Это был стеклянный цветок дурмана с тычинкой-глазком. «Разобьется – влюбишься!» – пророчила подруга.

Я посмотрела на осколки кулона, потом перевела взгляд на разбойника. Нет. На суженого он никак не тянул.

– Вот это было зря, – мрачно сообщила я и, рисково поднырнув под блеснувший меч, сбила противника с ног подсечкой.

Бандит потерял равновесие и упал. Я резко выбила меч у него из руки и планировала уже запрыгнуть сверху, чтобы негодующе придушить, но мне помешала сделать это серия последовательных щелчков.

– Джерри! – услышала я окрик Тилваса Талвани.

Арбалеты.

Гурх, арбалеты.

Я же сама про них говорила, а теперь…

Я невольно вжала голову в плечи, ожидая своего неминуемого превращения в решето, но ничего не случилось. Лишь перед глазами промелькнула тень – кто-то красивой рыбкой пролетел мимо меня, падая на землю.

Это был Тилвас.

В полёте он странно дернулся… А теперь лежал, пробитый полудюжиной болтов, и нежно-зеленый мох под ним быстро окрашивался кровью.

Один болт торчал прямо из горла. Глаза артефактора раскрылись еще шире, стекленея.

Все замерли. Разом.

…Странный эффект, снова и снова возникающий в бою: казалось бы, обе стороны готовы к смерти, даже жаждут ее, но когда кто-то погибает на твоих глазах – друг ли, враг ли, – ты на мгновение цепенеешь. Так и сейчас: на несколько долгих ударов сердца над темным ущельем повисла тишина.

– Нет, – произнес чей-то надломленный голос, и я не сразу поняла, что он принадлежит мне. – Тилвас! Нет!..

– Да, – возразил один из разбойников, видимо решив, что это – лучшее время для переговоров. – Отдавайте изумруды, не то вас постигнет судьба вашего друга.

– Вот теперь вам точно конец, – вместо этого так тихо и с такой нежной улыбкой сказал Мокки Бакоа, что бандиты вокруг него невольно подались назад, хоть и были на голову-две выше вора.

Я же неверяще смотрела на Талвани.

Чувство несправедливости и тупой, до кишок пробирающей горечи затопило меня целиком, и я вдруг поняла, что никак не была готова к такому. Пусть даже мы столько раз сталкивались с опасностью за эти дни. Мне казалось, если Тилвас или кто-то из нас и погибнет, то точно не в таких обстоятельствах. Это было несправедливо и так… буднично.

Он столько лет боролся со своей старой смертью, чтобы вот так прыгнуть и вместо меня поймать шесть смертельных выстрелов – притом что мы даже не стали друзьями – колкостей в наших беседах было куда больше, чем близости… Хотя нам было о чем помолчать, и о чем пошутить, и каждый раз эти периоды молчания и шутки становились для меня как будто ценнее.

– …Вам конец, – собравшись с силами, ледяным тоном повторила я вслед за Мокки и наклонилась за выбитым у бандита мечом.

И, кажется, наших грабителей пробрало. Если на такую же реплику Бакоа они среагировали мелкими подрагиваниями и лишь лёгкой потерей самообладания, то мои слова неожиданно заставили их замереть с распахнутыми глазами и выронить оружие из рук.

Впрочем, мгновение спустя, когда я сморгнула злые слезы, оказалось, что это не я причина такой моральной разрухи в рядах противников.

Просто бледный как смерть Тилвас Талвани судорожно вздохнул, захрипел, сел и одереневевшими пальцами с мерзким хрустом вырвал из своего горла арбалетный болт.

А потом вырвал другой – из груди. Еще из груди. Два из живота. Наконец – из ноги.

Все стояли, не шевелясь, слишком пораженные происходящим.

Каждый раз выламывание болтов сопровождали тихое злое постанывание Талвани и фонтаны, ручьи, брызги темной крови, остро пахнувшей железом. Но уже пару мгновений спустя раны на теле артефактора начинали светиться… Ночь вокруг нас засияла, как день.

Тилвас поднялся во весь рост. Выпрямился.

Потоки света лились от него во все стороны. Глаза горели убийственно-красным, а вокруг тела вились маленькими смерчами черные искры. Крошки земли, мох и трава как будто бы отползали от Талвани, оставляя артефактора одного в круге тьме и огня.

Ни следа прежних улыбочек и ухмылочек, паясничества и смеха, легкомыслия и обаяния не было в господине Талвани. Только холод, смерть и темнота.

– Вам… – странным двоящимся голосом начал аристократ.

– Конец, – шёпотом согласились бандиты и сиганули кто куда.

* * *

Мы с Мокки, прикрыв глаза от яркого света, разглядывали Тилваса Талвани.

Поначалу смотреть на него было захватывающе и жутко – словно наблюдать за цунами. Заострившиеся черты лица. Ледяная ярость, давящая энергия, эти полыхающие глаза…

Но потом личина могущественного заклинателя стала таять, сменяясь знакомым нам образом взбалмошного аристократа.