— Почему? — в голосе волшебницы недоумение смешалось с удивлением. — Разве не ты сам говорил, что мне стоит её простить?
— Простить и доверять разные вещи, — холодно заметил ассасин. — Я не могу выдвигать никаких обвинений. Не имею права, но… Как бы тебе объяснить?.. Вот ты не видишь Зеркала правды. — Элис коротко кивнула, мельком взглянув на пустоту в руке Лайта. — А пророк его видит, и у меня слишком много для это объяснений, и каждое из них звучит как обвинение. Поэтому просто держись подальше. Для своего же блага.
***
Элис чувствовала себя маленькой девочкой под защитой могущественных взрослых. Ведь даже несмотря на то, что эти самые «взрослые» вовсе не вели себя как взрослые, они были в разы сильнее. Лайт и Гензаи легко справлялись со всеми чудовищами, что обитали в Гигантском кратере, при этом успевая отпускать колкости и переругиваться между собой. Они оба старательно делали вид, что кое-как переносят общество друг друга, но по слаженности их движений, синхронности атак, было понятно, что в целом они неплохо ладят. С двумя такими союзниками Элисия могла даже не доставать посох, ведь ни один из монстров даже приблизиться к ней не успевал. С одной стороны это было, конечно, хорошо, с другой — больно било по самооценке. На фоне таких сильных бойцов волей-неволей начинаешь чувствовать себя слабым.
Но Элис старалась не обращать внимания на это чувство, почти безмолвно следуя за Гензаи и Лайтом, буквально прорубавшими дорогу вперёд. Их целью было расчистить путь для Терамая и Пророка, поэтому живых монстров не оставалось. Зато весь путь троицы был отмечен вереницей из мёртвых тел, которые Элис приходилось обходить или перешагивать.
Всю дорогу волшебницу не покидало чувство, будто кто-то за ней наблюдает.Чувство было странным, едва уловимым, поэтому даже не пугало, а лишь настораживало. Но Лайт сказал, что это не то, на чём волшебнице стоит зацикливаться. Она лишь молча кивнула, предпочитая не задумываться над тем, как клирик угадал её мысли.
Когда троица добралась до самого низа кратера, Элисия даже успела немного заскучать, Гензаи и Лайт даже, кажется, не устали. Наверно, для них такие противники всё равно что тренировочные манекены. Только вот на самом дне кратера их ждал противник посерьёзнее. Справятся ли они? И кем стоит считать Барнака противником или жертвой, отравленной тьмой? Эти вопросы мучили Элис всю дорогу, и она так и не смогла на них ответить.
— Я уже говорил, что ты слишком много думаешь и слишком часто хмуришься? — беззаботным тоном спросил Лайт. — Это вредно.
— Для кого вредно? — скорее на автомате, чем из-за любопытства уточнила волшебница.
— Зависит от ситуации, — развёл руками Лайт, — иногда для тебя, иногда для других. Вообще вопросы морали, правильности и неправильности действий и прочая философия — это не то, чем стоит задаваться слишком часто. — Лёгким взмахом жезла епископ обрушил реликвию на головы нескольким монстрам. — Всё это слишком относительно и субъективно. Вот сейчас, например, мы зачищаем территорию от кровожадных монстров — значит делам доброе дело. Но с другой стороны, с точки зрения этих самых монстров, мы — захватчики, пришедшие в их дом, чтобы их уничтожить.
Элисия молча следила за тем, как молния врезается в тело очередного гоблина, как тело его выламывает судорога, как он, несколько раз дёрнувшись уже на земле, наконец затихает. Она следила, как падает тело огромной бабочки, крыло которой отсекло сюрикеном, как она пытается вновь взлететь, как беспомощно дёргается одно ещё целое крыло.
— В таком случае, мы сами кровожадные монстры и творим зло. Видишь, как всё странно, моя милая Элис? — От лёгкой усмешки Лайта у Элисии всё похолодело внутри. — Зачем же думать о таких странных вещах?
— Заткнись, Лайт, — грубо оборвал его Гензаи, — хоть ей голову не забивай.
— Почему это? — Клирик состроил обиженное выражение лица. — Я просто хочу объяснить неразумному ребёнку, что добро и зло не противоположности, а две грани одной монеты. Всё зависит лишь от того, с какой стороны на эту монету смотреть.
— Его объяснения до добра не доводят, уж поверь, — обратился Гензаи уже к Элис.
Лайт хотел было что-то возразить, но его прервали, на этот раз не Гензаи, а звуки битвы. Без лишних слов все трое бросились в сторону откуда и доносился звук, чтобы застать картину, которую никто из них не ожидал увидеть. Вельскуд сражался с Барнаком, причём битва явно шла не на жизнь, а на смерть.
Элис бы не смогла так с ходу сказать, на чьей стороне преимущество в этой битве. Оба противника двигались с неимоверной скоростью, удары их выглядели сокрушительными, и для волшебницы оставалось загадкой, как они вообще могут ещё стоять на ногах. Но одно неверное движение решило исход боя. Барнак открылся для атаки, чем Вельскуд не мог не воспользоваться. Оттолкнув Барнака силовой волной, Вельскуд метким движением метнул в грудь противника меч Геранта. Клинок вошёл в тело по самую рукоять. Воин безвольно сполз вниз по каменной стене.