Ордер на убийство

Молчанов выложил на стол все, что было у него в карманах, – записную книжку, бумажник, ключи от квартиры Джона, шариковую ручку, носовой платок, мелочь. Осмотрев каждый предмет, охранник сказал:

– Мистер Охрименко, у нас тюрьма строгого режима. По уставу я обязан вас обыскать.

– Пожалуйста.

– Это наружный обыск. Будьте добры, повернитесь ко мне спиной.

Молчанов повернулся спиной. Охранник бегло похлопал его под мышками, по спине и по ногам.

– Все в порядке, мистер Охрименко. Можете забрать все, что вы выложили. И следуйте за мной.

Рассовав по карманам свои вещи, Молчанов двинулся за охранником. Они подошли к лифту, поднялись на второй этаж.

Когда они вышли из лифта, охранник сказал:

– Вот помещение для свиданий. Вы должны войти туда и назвать стоящему там служащему свою фамилию и фамилию того, с кем вы будете разговаривать. Он покажет вам, куда сесть.

Большая комната, куда он вошел, была разделена на две части перегородкой из пуленепробиваемого стекла. С обеих сторон перегородки тянулись столы, разделенные на секции. С той стороны перегородки места в секциях занимали заключенные, с этой – те, кому было разрешено свидание. Здесь, в этой половине, стоял легкий гул голосов.

Чтобы заключенные и их гости могли говорить друг с другом, каждая секция была снабжена микрофонами и динамиками.

Стоявший у входа охранник взглянул на него:

– Сэр?

– Моя фамилия Охрименко. Я должен встретиться с Пономаревым.

– Вот ваша секция, мистер Охрименко. Садитесь, я уже сообщил, что вы здесь. Пономарев будет вот-вот.

Молчанов сел и почти тут же увидел Пилона. На нем была голубая тюремная роба с пришитым к левой стороне груди номерным знаком.

Сев, Пилон помахал рукой:

– Здорово, Петруха. Хоть ты подвалил. Как ты?

– Здравствуй, Дмитрич. Я что, как ты?

– Да никак. Загнали, суки, сюда ни за что.

– Условия какие?

– Условия хорошие, просто класс, кормят, как в ресторане, можно смотреть телик. Но кича есть кича, что об этом говорить.

– К тебе кто-нибудь приходит?

– Из своих только Брик. Приходят еще корреспонденты, я от скуки иногда выхожу, говорю с ними. Что там, на воле?

– Могу сказать, что ты стал известным человеком в Америке.

– Слышал. Брик говорит, пишут обо мне, будто я самый большой бугор в русской мафии? Это точно?

– Да, пишут примерно это.

– Суки. Сделали меня паровозом[8]. Гон меня вложил, знаешь?

– Знаю.

– Сучара… Сам же меня сюда послал и сам же вложил.

– Он соблюдает свой интерес.

– Волоку, не лох. Ладно, я ему соблюду. Петруха, я хотел поговорить с тобой без булды. Сейчас – только ты и я. Не будем раскидывать понты. Лады?

– Лады.

– Значит, Петруха, без понтов. Твоя настоящая фамилия Молчанов?

Выждав, Молчанов сказал:

– Извини, Дмитрич, но на этот вопрос я тебе отвечать не буду.

– Петруха, и не отвечай. Я ведь все волоку. Расклад такой: они меня кинули. Теперь я их кину. Поэтому я тебя и вызвал. Волокешь?

– Примерно. Но не до конца.

– Сейчас будет до конца. Гон меня вложил, как последнего пуфика. Он думал, я все стерплю, как гнутый чеграш и фраер. Но я не чеграш и не фраер, об этом он забыл. Не подумал, дубарь, что я тоже могу его вложить. Так я его сейчас вложу. Облегчу душу. Брик сказал, они могут мне вломить десятку. То есть отбарабаню до конца жизни. Ладно, буду барабанить, но хоть с облегчением. – Пилон усмехнулся. – Сейчас, Петруха, поймешь, куда я гну. Я, пока тут торчал, просек, кого ты раскручиваешь. Ты раскручиваешь Сардора и Колера. Как, в мазу?

– Дмитрич, опять не могу ответить на этот вопрос.

– Не отвечай, мне твой ответ не нужен. Так вот, все башли Гона – у них.

– Что значит «башли Гона»? И что значит «у них»?

– Башли Гона – значит башли Гона. А у них – значит у Сардора и Колера. Не знаю точно, где они держат эти башли, знаю только, что здесь, в Нью-Йорке. Ты ведь Нью-Йорк знаешь хорошо?

– Хорошо.

– И знаешь, где Восточная Пятьдесят вторая улица?

– Конечно.

– Так вот, на этой улице есть какая-то обменная касса. Они ее называют кеш-кассой. Место, где меняют деньги и принимают чеки. Об этой кассе мне сначала сказал Гон, когда мы с ним у меня киряли. Сказал впроскок, но я запомнил. Так вот, эта обменная касса – «крыша», под которой Сардор и Колер держат большие бабки. С этой кассой также связан Шерхан. Знаешь Шерхана?

– Нет. Кто это?

– Шерхан раньше держал все обменные пункты валюты в Москве. Потом его забарабила контора, но он как-то выкрутился. И слинял из Москвы вглухую. Я ему делал мастырки, было дело.

– Дмитрич, опиши, какой он из себя, Шерхан?

– Такой… среднего роста, светлой масти.

– Особые приметы есть?

– Особые приметы… Сейчас… Есть у него родинка, вот здесь. – Пилон ткнул пальцем в правый висок.

– Вообще, откуда он?

– Памирец, из Афганистана. Только ты забудь о Шерхане, а запомни про эту кассу. И учти, в таком месте, где Сардор и Колер держат бабки, одного выхода не бывает. Их там много.

– Понял. Спасибо, Дмитрич.

– Тебе спасибо. Ты единственный, кто ко мне отнесся по-человечески. Я ведь помню, как ты предложил мне затихариться. Тогда, в «Русском самоваре».

Почувствовав, что его тронули за плечо, Молчанов обернулся. Стоящий над ним охранник сказал: