Ордин-Нащокин. Опередивший время

Алексея Михайловича не зря называли «нищелюбивым». Правилом для него было ходить по приютам, богадельням, тюрьмам, раздавая милостыню, выкупая должников-колодников. Царь накрывал в престольные праздники столы в Кремле, угощая бродяг, нищих, бездомных. В июле 1669 года в Троицу царь «пожаловал» на Тюремном дворе 766 человек, на Земском дворе 231, в приказах 87; в монастырских богадельнях «милость» получили 1279 человек. Это не считая нищих, поджидавших царя прямо в Кремле, на выходе из дворца — тех было «бесчетно». Юродивый Василий Босой был даже царским советником. Тем временем Федору Конюхову, бригадиру ловчих, бывшему рядом с царем на каждой соколиной охоте, отсекли левую руку — за то, что стал «заводчиком», подбил других обратиться с жалобой на то, что им не платят жалованье. За охоту на ворон на территории Кремля юноше отсекли правую руку и левую ногу. Он и родители его были сосланы в Сибирь. Боярыню Морозову и ее родственницу, княгиню Урусову, заточенных в земляные ямы, уморили голодом и холодом. Они не пожелали отступиться от старого, унаследованного от предков вероисповедального церковного порядка. Образ несломленной, сильной духом боярыни воссоздан в эпической картине Василия Сурикова. Судьба Морозовой остается вечным укором царю Алексею Михайловичу, историческим приговором его церковной реформе…

Омрачен бессмысленной жестокостью, обагрен кровью немалых жертв Медный бунт. Сотни протестующих, избиваемых стрельцами, утонули в Москве-реке. «Царь в тот же день приказал повесить до 150 человек близ Коломенского села, других подвергли пытке, а потом отсекали им руки и ноги. Менее виновных били кнутом и клеймили разжен-ным железом буквою «б» (т. е. бунтовщик). Последних сослали на вечное житье с семьями в Сибирь»[9]. Еще больших масштабов достигли карательные акции, предпринятые властью при подавлении восстания под предводительством Степана Разина.

Прозвище «Тишайший», с которым царь вошел в исторические хроники, никак не вяжется с ходом государственных дел, с тем, как он к ним относился и к какому результату это приводило. Тихим он казался, когда стоял пред образами, когда внимал священнослужителям на бесконечных молебнах, в тех эпизодах, когда торжественно являл себя народу. Именно это впечатление доминировало в представлениях о нем у непосвященных. Об этой стороне повседневности царского двора сохранилось немало свидетельств. О том же, что касалось закулисной жизни, где предопределялся ход событий, принимались государственные решения, мало что известно.

Что касается частной жизни Алексея Михайловича, то вел он ее как примерный христианин: посты, молебны, паломничества, крестные ходы по церквам и монастырям. Однако не уставал и производить потомство. К концу жизни, к сорока шести годам, он был отцом шестнадцати детей. От первого брака с Марией Милославской их было тринадцать, от второго, с Натальей Нарышкиной — трое. Эта репродуктивная беспечность повлекла за собой после его ухода из жизни династический хаос, «поруху», породила новую смуту во властных верхах. Неустойчивость власти, борьба за право обладания престолом длилась два десятилетия, сопровождаясь роковыми последствиями, перетряской престолонаследников, разладом в правящем эшелоне, трагической гибелью родных и близких Алексея Михайловича.

В том, как он государил, из чего исходил, принимая решения, просматриваются непостоянство во взглядах и суждениях, подверженность сторонним влияниям, предрассудкам, эмоциям, неспособность правильно оценивать обстоятельства, не говоря уже о том, чтобы предвидеть их последствия. Его нельзя упрекнуть в беспечности, но окружение только и делало, что играло на его слабостях и переменах настроения. «А мне грешному здешняя честь аки прах». — говорил Алексей Михайлович. На деле же честолюбие, атмосфера безмерного угодничества и славословий — среда, в которую был постоянно погружен самодержец. С годами она все более и более затягивала, поглощала его, окружая вместо дельных, отстаивающих свое мнение советников «шепчущими» любимцами, готовыми во всем поддакивать царю.