Ореховый Будда

Его увлек сложный предмет, над которым, кажется, еще не задумывался никто из вероучителей. Не скучно ли будет жить в мире, где всё прекрасно, незачем сражаться со Злом и нечего исправлять? Как человеку удовлетворить свою жажду приключений и потребность в развитии?

Ответ нашелся быстро.

А очень просто. Кроме Земли есть и другие миры. Только надо сообразить, как до них добраться. Он стал размышлять про это, но придумать ничего не успел, потому что вдали на воде показался остров, на нем крепость с пузатыми серыми башнями.

Это был уже Шлиссельбург, где из Ладожского озера вытекает река Нева, стремясь к Санкт-Петербургу и морю.

Славное время мечтаний завершилось. Пора было возвращаться с прекрасной будущей Земли на нынешнюю, непрекрасную.

— Эй! — Симпэй дернул ученицу за рукав. — Очнись. Слишком сильно седьмой ступенью не увлекайся, не то запутаешься в снах и свернешь себе шею.

— Что это? Где мы? — спросила Ката, с удивлением глядя на островную крепость, на реку, на скопище людей и телег. — Тут что, базар?

— Здесь начинается государева дорога на Санкт-Петербург, пускают на нее не всех и не просто так.

— А нас пустят? Ух ты, остров! Острог! Не деревянный, каменный! Что это, а? — затараторила девочка, окончательно приходя в себя. — Гляди, сколько кирпичей! — показала она на одну, другую, третью кирпичную груду. — А строить вроде ничего не строят. Зачем тогда кирпичи?

— Ученик не должен задавать вопросы так быстро и в таком количестве, — терпеливо сказал Симпэй. — Главное же — не задавать следующий вопрос, не получив ответа на предыдущий.

И стал объяснять, по порядку.

— В новой столице дозволяется бывать не всем. Се город парадный, чистый, красивый, по коему приплывающие из Европы судят обо всей русской державе. Потому нищим оборванцам вроде нас с тобой путь туда заказан, не то европейцы подумают, будто в России есть нищие. Каждый подданный, прибывающий в Санкт-Петербург должен быть видом опрятен, ликом брит и в немецком платье. Государю угодно, чтобы иностранцы видели русских такими. Однако ж приличного вида для пропуска мало. Ежели человек следует не с казенной бумагой, а по приватной, сиречь частной надобности, должно внести свою лепту в строительство сего небывалого на Руси града.

Симпэй сам не заметил, что перешел со своей обычной манеры говорить на приказную, будто вновь стал санкт-петербургским обывателем Артемием Будановым.

— Когда я покинул столицу, платой за пропуск был саженец липы либо тополя — вдоль наиглавнейших улиц высаживали деревья, по голландскому образцу. Должно быть, уже высадили и придумали нечто иное. Про что еще ты спрашивала?

Вспомнил: про остров.

— Се крепость, стерегущая вход в реку Неву. Шлиссельбург, он же Нотебург, он же Орешек. Тому двенадцать лет, состоя в походной канцелярии его царского величества, я наблюдал здесь впечатляющую картину — как множество душ разом покинули сей мир и отправились дальше по кругу перерождения: храбрые, не свернувшие с Пути Воина — вперед и вверх, малодушные — назад и вниз.

— А? — не поняла Ката.

— Здесь заперлись четыре сотни шведов. Их окружила тридцатикратно бо́льшая русская армия, но шведы не подумали сдаться, и пролилось много крови. У нас в Японии уже сто лет никто ни с кем не воюет, и я никогда прежде не видал, как одни воины перед лицом смерти преодолевают свой страх, а другие не могут. Ведь неважно, за что бьется воин — важно, чтобы он до конца оставался воином…

Он зажмурился, вспоминая незабываемую картину: плывущие сквозь дым лодки с солдатами, вздымающаяся от ядер вода, крики, грохот выстрелов, разлет кровавых тряпок. Определенно на свете живет слишком много людей, если можно так легко и обильно разбрасываться их жизнями…

Кто‑то толкнул Симпэя в плечо, и глаза пришлось открыть.

В грудь ему упирался кирпич. Это было удивительно.

Незнакомец с лицом человека, не нашедшего и даже не ищущего Пути, сказал:

— Покупай у меня, татарин. По гривеннику. Дешевле не сыщешь.

— Зачем мне кирпич, уважаемый? — спросил Симпэй, заподозрив, что это странное предложение ему приснилось.

— Ты в Питер? Ныне указ: кто пеший — неси на государево строительство по кирпичу, конный — по два, а с воза или телеги — по четыре. Иначе застава не пропустит.

Торговец кирпичами показал вдаль, где дорогу перекрывал черно-белый шлагбаум.

— Вас двое — значит, двадцать копеечек. Берете али как?

В разговор вступила Ката.

— Гривенник за кирпич? Креста на тебе нет! У нас на Пинеге церковь клали, так кирпичи были по полтине воз!

Мужик засмеялся.

— Так ступай в Волхов, где кирпичный завод. Купи там задешево. Восемьдесят верст в одну сторону, да столько ж обратно. — И махнул рукой. — А что с вами, нищетой, толковать. Вашего брата всё одно не пропустят.

И пошел дальше, покрикивая:

— Кому кирпич легкий, бурой глины! Кому кирпич легкий, бурой глины!

Таких предприимчивых вокруг было порядком. Одни торговали прямо с телег, другие выгрузились на землю. Коммерция шла бойко — в столицу нужно было многим.