Ореховый лес

– У тебя глаза совсем черные, без белков, – сказал он. Его сломанный голос так изменился, что я не могла читать его интонацию. Он коснулся пальцами моего подбородка – и зашипел от боли.

– Господи, ты очень… Очень ледяная. Естественно. Но время поджимает, садись на велосипед.

Он очень изменился с нашей последней встречи, которая туманным воспоминанием всплывала в моем искореженном сознании. Этот юноша стал крепким и широкоплечим. Волосы у него были подстрижены короче, чем раньше, а руки покрыты шрамами: тонкими полосками, и ожогами, и швами, сшитыми грубой серебряной нитью. Лучше всего я помнила его глаза, но сейчас они казались такими усталыми.

Я подобрала свои юбки и взгромоздилась на багажник велосипеда Дженет, а Финч усадил к себе рыжего. Два человека нажали на педали, увозя с собой тяжелый груз из двух персонажей. Я оглянулась через плечо и увидела, что лошадь, которой тут не должно было быть, рассыпалась облачком искр.

Мы ехали к дыре, зарешеченной полосками раскаленного света. Я сжалась, ожидая, что сейчас будет труднейший прорыв или слепящая боль от соприкосновения со стеной огня.

Но по мере нашего приближения стена отдалилась. Она все время оставалась впереди и вне нашей досягаемости, сверкая, как солнце над дорогой. Дженет тяжело дышала, вращая педали, колеса скользили в весенней грязи. Мы миновали рощицу, потом полосу взъерошенных кустов, потом покрытое зелеными почками дерево вроде плакучей ивы. И снова – рощица, кусты, ива. И опять, и опять, пока я не осознала, что лес повторяет сам себя, замкнувшись в кольцо.

Нам давали шанс повернуть назад. Каждую минуту на ветвях расцветающей ивы появлялась одна и та же птичка с голубой грудкой, выпевавшая обличительную песенку из четырех нот.

– Дженет! – предостерегающе крикнул Финч через плечо.

– Я вижу!

– Стоп! – воскликнула я. Дженет резко затормозила.

Я спрыгнула с велосипеда и сделала несколько неверных шагов вперед.

– Не ходите за мной, – предупредила я товарищей, обернувшись. И в одиночку пошла к мерцающей стене.

Она казалась бесконечной – сеть лучей, спускавшаяся от холодного солнца Сопределья. На этот раз она не двинулась, позволяя мне приблизиться. Я шла и шла, пока глаза у меня не начали слезиться от света, и остановилась, закрыв глаза. Яркий свет, обтекавший меня, казался красным сквозь веки.

Что бы сделала Алтея? Женщина, которая построила мост между мирами, а потом соединила их, как руку и перчатку?

Я думала о ней, рассказывающей сказку дочери в темной комнате – много лет и целый мир назад. Я думала о написанных ею словах, которые повторяли другие уста на других континентах, пробивая прорехи в стенах мира.

– Давным-давно на белом свете, – шепотом начала я, – жила-была девушка, которой удалось вырваться на волю.

Свет запульсировал чуть менее ярко – я видела это сквозь веки. Если мне не показалось.

– Давным-давно на белом свете была девушка, которая смогла изменить свою судьбу, – произнесла я чуть громче. Слова выходили из моего рта одно за другим, как бусины, нанизанные на единую нить. Как история, как мостик, на который я могла бы подняться – вверх, вверх, шаг за шагом, как паучок из детской песенки[14].

– Она выросла бездомной беженкой, потому что ее жизнь принадлежала другому месту, – я вытянула вперед руки, и лед моих пальцев соприкоснулся с живым теплом стены. – Она помнила свою настоящую мать, оставшуюся на Земле – в мире, созданном из элементов и частиц и, и… и разума. Не из историй. И она прорвала дыру в ткани мира, чтобы отыскать путь домой. И вернулась, и жила долго и счастливо далеко-далеко от Сопредельных земель, – сказала я. Я умоляла. – И холод ушел из ее тела. И она нашла свою настоящую мать в мире, в котором ее оставила.

Медленно-медленно я открыла глаза. В стене зияла дыра. Воздух вокруг отверстия слабо светился – в нем словно бы опадали последние искры большого фейерверка. Проход был небольшой, подходящего размера для невысокой девушки.

Я вытянула руку назад и сделала манящий жест.

Спицы двух ржавых велосипедов застрекотали у меня за спиной. Звук приближался, а стена оставалась на месте. Я все держала руку вытянутой, пока пальцы Финча не соединились с моими, теплые и настоящие. Пригнувшись, я повела своего друга сквозь проход, который сама создала, а Дженет и брат из сказки следовали за нами.

Когда я пересекла границу истории, я почувствовала это костями челюстей, пупком, корнями волос. Позади меня застонал рыжий, тяжело ковыляя за Дженет. Финч обнял меня рукой за талию, и его тепло смягчило мой холод.

Мы стояли на краю неглубокой долины, по колено наполненной туманом.

Я жадно втянула воздух, который пах дождем и барбекю. Неподалеку от нас маленькая девочка пробиралась сквозь туман, достававший ей почти до шеи. За ней шел мужчина в белой футболке; смеясь, он подхватил ребенка и посадил себе на плечи. У девочки на ногах были старенькие роликовые коньки.