Ореховый лес

Я вытащила из кармана гребень. Когда я его нашла на столике в кафе – и только что, когда я разглядывала его, прислонившись к стволу, – это была самая обычная красная пластмассовая расческа. Но сейчас он блестел, как перламутр. Я провела пальцем по его ручке, испещренной непонятной резьбой.

Рыжеволосый мужчина оставил эти вещи на столе специально для меня. Для того, чтобы я их нашла. Катерина хотела, чтобы леса убили меня, но кое-кто другой позаботился обо мне заранее, снабдил сказочными вещами-помощниками. Я подумала об Элле – стальном клинке, скрытом в середине букета. Этим лесам не убить меня и не свести с ума, потому что я – не Нэсс. Я – дочь Эллы и внучка Алтеи Прозерпины.

Я подняла гребень так, чтобы лунный свет засверкал на его зубцах.

– Вот что я тебе дам, если ты позволишь мне перейти на тот берег. Живой и невредимой. Не пытаясь ни откусить, ни как-либо еще повредить ни одной части моего тела.

Волшебные сказки учат использовать точные формулировки. Водяная тварь казалась разочарованной моей предусмотрительностью, но уже тянула жадные руки к гребню. Как только я передала его ей, она скользнула под воду и скрылась из вида.

Сначала я опустилась на колени на берег и талой водой с ледяной крошкой смыла кровь со своих рук, ища подходящие слова – молитвы, стихи, – прощание, которое прозвучало бы правильно. Но все, что мне приходило на ум, – это цитата из Воннегута, которую Финч вытатуировал у себя на плече. Я так и не спросила его, когда он сделал татуировку, почему выбрал именно эти слова – и теперь уже не спрошу.

«Все было прекрасно и ничуть не больно»

[10].

Я шептала эти слова, оттирая засохшую кровь, которая в свете луны казалась черной. Закрыв глаза, я представила лицо своего друга и снова повторила цитату. И в третий раз – потому что Финчу хотелось бы, чтобы в сказке все делалось по ее законам.

Потом я встала и на пробу тронула лед носком кроссовка. Он был весенний, слишком тонкий и хрустел под ногой, но до того берега было всего несколько шагов. Так что я бросилась по льду бегом, быстро отталкиваясь ногами и скользя, и почти добежала – у самого берега моя нога с хрустом провалилась. Я почувствовала в щиколотке тупую боль от ледяной воды и дразнящее касание пальцев водяного существа, а потом она с силой толкнула мою ногу вверх, так что я кубарем выкатилась на другой берег.

Мне хотелось вернуться к ручью и снова отмыться от грязи, но я не посмела. Напротив, стала карабкаться вверх по крутому берегу, пока лодыжки не начали гореть от боли. А склон становился все круче, и мне приходилось цепляться за кусты, чтобы продолжать подъем. Один раз я схватилась за что-то очень колючее и выругалась, едва не свалившись обратно. Наконец я добралась до верха и оттуда увидела верхушки высочайших деревьев на той стороне. Я стояла над лесом, простиравшимся вплоть до горизонта. Страх, который при подъеме выходил из меня вместе с потом, с бездумным движением вперед и вверх, снова схватил меня за плечи.

И тут я увидела его. Или по крайней мере его часть: вдалеке, среди качающихся темно-зеленых крон темнело что-то неподвижное. Похожее на верхушку крыши – и ни на что другое. Это должен быть особняк, «Ореховый лес». Я словно бы ощутила рядом призрак Финча, тень изумления, которое он бы почувствовал при виде этого.

Моего слуха коснулось какое-то непонятное щелканье. Более всего оно походило на совершенно неуместный здесь звук, памятный по детскому саду: щелчки ножниц, разрезающих бумагу. Я развернулась – и увидела маленькую девочку. Она сидела на красно-белом клетчатом пледе и резала ножницами страницы старого географического атласа. Венчик волос над ее склоненной головой светился в лунном свете. Я поколебалась пару секунд, раздумывая, не лучше ли мне тихо уйти незамеченной, но решила не прятаться. Сопределье забросило меня в волшебную сказку. Может быть, если я дам ей идти своим чередом, мне удастся из нее выбраться?

Маленькие мягкие ручки девочки вырывали из книги страницы – одну за другой. Зеленые карты, прочерченные серебряными реками, замки и города, отмеченные красными чернилами. Карты морей с прорисованными волнами и морскими чудовищами, окруженные по углам лицами четырех ветров с раздутыми щеками. Восточный Ветер, казалось, кричал, когда ножницы девочки изрезали его лицо на куски. Она перевернула страницу, открыв желтую блестящую карту пустыни. Я втянула воздух сквозь зубы, увидев движущийся по желтизне крохотный караван, к которому опускались безжалостные ножницы.

– Зачем ты это делаешь? – спросила я, замерев у края ее пледа.

Девочка не отвела взгляда от атласа, но по голосу было слышно, что она злится. Голосок у нее был странный – тоненький, квакающий.

– Бабушка не велит мне разговаривать с незнакомыми.

Я невольно огляделась в поисках бабушки, ожидая, что сейчас с той стороны холма выскочит какая-нибудь горгона. Девочка подняла глаза. Личико у нее было заострившееся и больное, но глаза прекрасные – цвета океанов, которые она изрезала в конфетти.