Орел-Девка

 -- Да, молодецъ онъ у меня, добрый сынъ, лучше и нѣтъ его, говорила она.-- А ужь, право, изъ-за его удальства-то я день-деньской все въ страхѣ, все въ страхѣ... Не хочешь думать, а сердце такъ и ноетъ, того и гляди -- принесутъ его ко мнѣ совсѣмъ разбитаго!..

 Въ эту минуту на площадку вышло высшее духовенство. Разговоры прекратились. Толпа хлынула въ церковь вслѣдъ за дѣтьми въ бѣлыхъ передникахъ и пестрыхъ вѣнкахъ, явившимися конфирмоваться. Обѣдня началась.

 Валли ничего почти не слышала; она объ одномъ только и думала -- объ Іосифѣ, что побѣдилъ медвѣдя, и о всѣхъ его чудесныхъ подвигахъ. А вѣдь хорошо быть такимъ силачемъ, такимъ отважнымъ! Всѣ-то уважаютъ его -- и нѣтъ ему равнаго! Неужели онъ не явится сюда, пока она въ Зельденѣ? Хоть-бы разъ взглянуть на него... Валли страстно желала этого.

 Но вотъ и обѣдня отошла. Дѣтей благословили и отпустили. Вдругъ, на площадкѣ передъ храмомъ, раздались радостные крики: "Вотъ онъ! Вотъ! Съ медвѣдемъ!" Всѣ, бывшіе въ церкви, хлынули вонъ и бросились съ громкими привѣтствіями къ молодому охотнику, который шелъ черезъ лужокъ, въ толпѣ шнальзертальскихъ и винчгауэрскихъ парней. Молодцы были, что говорить, и шнальзертальцы и винчгауэрцы, но съ Іосифомъ никто изъ нихъ не могъ сравниться: ростомъ онъ былъ выше всѣхъ, а ужь красивъ какъ -- заглядѣнье! Просто -- сіялъ весь, какъ сіяетъ тотъ славный витязь -- Св. Георгій, что въ церкви. Черезъ плечо у него была перекинута медвѣжья шкура; страшныя лапы звѣря висѣли на широкой груди Іосифа. Гордо шелъ онъ, въ осанкѣ его было что-то царски-величавое; другіе два раза шагнутъ, а онъ -- разъ, и глядишь -- впереди всѣхъ. Хваламъ и ликованіямъ конца не было, какъ будто это шелъ не простой стрѣлокъ, а царская особа въ костюмѣ охотника. Кто несъ его ружье, кто тащилъ фляжку -- и всѣ парни были подвыпивши; они галдѣли, орали, пѣли -- только Іосифъ шагалъ спокойно, трезво. Смиренно приблизился онъ къ духовенству, которое только-что оставило храмъ, и снялъ шляпу, украшенную вѣнками. Гость-епископъ осѣнилъ Іосифа крестнымъ знаменіемъ и произнесъ:

 -- Сила Господня была въ тебѣ, сынъ мой! Онъ, Всевышній, помогъ тебѣ -- и ты содѣлалъ то, что другіе не могли совершить. Люди должны тебя поблагодарить, а ты поблагодари Господа Бога!

 Женщины до того умилились, что ужъ всхлипывали, и у Валли глаза что-то заслезились... Да, вотъ теперь только она почувствовала какое-то умиленіе, чего въ церкви съ нею не случилось: она увидѣла, какъ подъ благословляющей рукою епископа склонилась голова молодца-охотника.

 Епископъ съ своей свитой удалился.

 Іосифъ прежде всего спросилъ:

 -- А матушка гдѣ-же? Развѣ она не тутъ?

 -- Тутъ! Вотъ я!..

 И мать бросилась въ объятія сына.

 Крѣпко обнялъ ее Іосифъ и проговорилъ:

 -- Слушай, родная, только ради тебя одной горько мнѣ было-бы пропасть, не вернуться сюда! Какъ-бы ты была безъ меня? Нѣтъ, не хотѣлъ-бы я умереть, не оставивъ тебѣ куска хлѣба!

 Эхъ, вѣдь какъ хорошо онъ это сказалъ! Валли овладѣло какое-то странное чувство: она почти позавидовала матери, которая блаженствовала въ объятіяхъ любящаго сына. Валли видѣла, какъ эта женщина нѣжно прильнула къ богатырской его груди. Толпа радостно весело глядѣла на такую картину... Что-то непонятное творилось въ сердце молодой дѣвушки...

 -- А-ну-ка, разсказывай теперь, какъ это ты съ медвѣдемъ-то порѣшилъ! загалдѣли мужики.

 -- Ладно, почему не разсказать, хе, хе! усмѣхнулся Іосифъ и бросилъ на землю шкуру медвѣдя, -- на-те, молъ, вамъ -- смотрите!

 Тутъ еще плотнѣе окружили его, а трактирщикъ тѣмъ временемъ выкатилъ на площадку бочку наилучшаго своего пива, такъ какъ послѣ обѣдни слѣдовало горло промочить, потому что случай-то больно важный вышелъ; ну, а гдѣ-же всѣмъ помѣститься въ трактирной коморкѣ?..