Орел-Девка

 Іосифъ очутился рядомъ съ Валли, почти касался ея, такъ что она чувствовала его горячее дыханіе... Вотъ, и рука его упала ласково-сострадательно на плечо дѣвушки... Вальбурга понять не могла: что творится съ нею?.. Такъ онъ добръ, ласковъ, внимателенъ, а между тѣмъ у нея на душѣ что-то такое, что разъ уже было тогда, когда она выхватила коршуненка изъ гнѣзда... И въ ту минуту какъ прошумѣли надъ ея головой крылья коршуна, темно вдругъ стало и она уже ничего не слышала. Вотъ, и теперь, вблизи его, отъ прикосновенія его руки, молодое сердце ощущало такое-же странное, невыразимое чувство, что-то неземное... Валли не струсила, когда широко-крылатый хищникъ бросился на нее и заслонилъ ей солнце; она храбро и осторожно отбивалась отъ него -- въ настоящую-же минуту тряслась, какъ въ лихорадкѣ, была смущена, растерялась...

 -- Убирайтесь вы! проревѣлъ Штроммингеръ и показалъ Іосифу кулакъ.-- Прямо вотъ такъ въ лицо и ударю, коли ты не уйдешь отъ меня, хоть-бы это мнѣ жизни стоило!..

 -- Ну, ежели не желаете -- какъ вамъ угодно, только глупецъ вы послѣ этого, Штроммингеръ! сказалъ спокойно Іосифъ, отвернулся и удалился съ товарищами.

 Теперь Штроммингерамъ никто уже не мѣшалъ идти, и они пошли, и съ каждымъ шагомъ разстояніе между Валли и Іосифомъ увеличивалось. Валли не вытерпѣла -- огллнулась, еще разъ увидѣла голову его надъ кучкой другихъ головъ и услышала, какъ тамъ, на площадкѣ, передъ церковью, толпа весело смѣялась и покрикивала. Ей все еще какъ-то не вѣрилось, что уходитъ она, не увидитъ больше Іосифа -- пожалуй никогда не увидитъ... Вотъ обошли они скалу -- и ничего уже не видать: площадка, люди, Іосифъ -- все прошло, все! Тутъ вдругъ ей почудилось, что тамъ предвѣстникъ великаго счастья явился къ ней, улыбнулся, а теперь -- исчезъ безвозвратно. Она въ послѣдній разъ оглянулась, какъ будто просила помощи, поддержки, потому что новыя невѣдомыя страданія угнетали ее, и сердце ныло, ныло... Но, увы, около нея никого не было, кто-бы сказалъ ей: "Успокойся подожди -- лучше будетъ!"..

 Горы, и ущелья, ледники кругомъ... Что-то мертвенное, неподвижное было въ окружающей природѣ, безучастно холодное... У Валли пуще сжалось сердце. И что за дѣло этому необъятному міру до треволненій какого нибудь бѣднаго человѣческаго сердечка?.. Отецъ молча шелъ съ нею рядомъ, и ей казалось, что возлѣ нея двигалась безмолвная скала... Да, а вѣдь виноватъ-то онъ одинъ во всемъ! Злой онъ, суровый, безсердечный человѣкъ! И нѣтъ у нея въ цѣломъ мірѣ никого, кто-бы пожалѣлъ ее!..

 Думала она такъ, терзалась, а сама между тѣмъ шла все дальше и дальше, впереди отца; ноги двигались какъ-то сами собою, взносили ее на гору, спускали съ горы, какъ будто хотѣли помочь ей убѣжать отъ гнетущей тоски.

 Солнце накаливало голыя стѣны утесовъ, воздухъ былъ горячъ, нечѣмъ почти было дышать, языкъ и губы сохли, кровь бурлила въ жилахъ... Вдругъ въ глазахъ Валли закружилось, ноги подкосились, она упала, и громкія рыданія вырвались изъ ея груди.

 -- Xo-xö, что еще выдумала? спросилъ Штроммингеръ, сильно пораженный, потому что въ первый разъ услышалъ плачъ дочери, которая, кажется, и ребенкомъ-то не плакала.-- Съ ума спятила, а?

 Валли промолчала. Она, такъ сказать, совсѣмъ окунулась въ волны сердечной печали и скорби.

 -- Разожми ротъ-то! гаркнулъ Шроммингеръ.-- Ну, что такое? Эй, не молчи, а не то...

 Какъ горный потокъ стремительно вырывается изъ ущелья, такъ вырвалось наружу все, что накипѣло въ расходившемся, мятежномъ сердцѣ дѣвушки: правда рѣзкая, горькая, неистово-гнѣвно, такъ и хлынула на старика. Валли ничего не утаила; правдивая натура ея не терпѣла утайки, лжи. и она прямо говорила, какъ ей понравился, полюбился Іосифъ, что полюбила она его такъ, какъ никого,-- и какъ она радовалась, что ей можно будетъ перекинуться съ нимъ словечкомъ, и если-бы Іосифъ узналъ, что и она сильна, отважна, и тоже совершала подвиги, то ужъ навѣрно пригласилъ-бы ее танцевать, ну, а послѣ тоже непремѣнно влюбился-бы въ нее -- и вотъ, это пошло прахомъ! Онъ, отецъ, лишилъ ее этой радости, потому что накинулся на Іосифа какъ безумный и принудилъ ее бѣжать оттуда со стыдомъ и позоромъ... Нечего и говорить, что Іосифъ послѣ такой гадости не захочетъ никогда и посмотрѣть на нее!.. Да что! Отецъ всегда такимъ и былъ съ людьми -- злющимъ, свирѣпымъ, потому-то всѣ и называютъ его "злымъ", а вотъ ей и приходится за все это расплачиваться!..

 -- Стой!

 И вслѣдъ за этимъ крикомъ Штроммингера раздался свистъ -- это палка его со всего размаха ударила по спинѣ дочери... Ударъ былъ такъ силенъ, что Валли, вся блѣдная, поникла головой; ей казалось, что спина ея переломлена...

 Довольно нѣсколькихъ градинъ, чтобы смять, погубить развертывающійся цвѣтокъ -- юную, нѣжную душу. Сначала Валли было такъ дурно, что она не могла пошевелиться. Изъ закрытыхъ глазъ ея упало на грудь нѣсколько крупныхъ слезинокъ -- такъ изъ сломанной вѣтви тихо падаютъ прозрачныя капли сока... Она стихла, все въ ней замерло.