Давыдов вызвал к себе Чанышева, поставил перед ним стакан горячего чая, в блюдце крутой горкой насыпал черного, антрацитово поблескивающего изюма – это был особый сорт, сладкий, как сахар, без косточек – сабза. Давыдов пил с сабзой чай, как с сахаром, щурился и причмокивал от удовольствия, стирая широкой ладонью пот со лба: «Хар-рошо!»
– Садись! – пригласил он Чанышева к столу. – Чай настоящий – товарищи из Индии привезли. Изюм – «цыганский», его не только люди обожают – даже лошади, – он зачерпнул щепоть сабзы и отправил в рот. – Вот что, товарищ Касымхан… Пора снова собираться в Китай, к Дутову.
Чанышев сделал один глоток, сладко почмокал губами:
– Курьеры ездят постоянно.
– Курьеры – не то, – сказал Давыдов. – Курьеров надо проверять. В общем, наступила пора очередной проверки. Дутов хорохорится, печатает статейки, хвалится, что денег у него куры не клюют: и Врангель ему подкинул, и французы в торжественной обстановке вручили, и англичане облагодетельствовали… Словом, атаман все больше и больше становится бельмом на глазу. Чем раньше мы его ликвидируем – тем лучше. Как идет подготовка?
– Идет, – уклончиво ответил Чанышев, – как только все будет готово – доложу.
– Имей в виду, Касымхан, чем раньше это произойдет – тем лучше. Да ты и сам так считаешь… В общем, доверие тебе, Касымхан, полное, поэтому и к сведениям, которые ты привезешь из Суйдуна, отношение будет такое же. По ним и будем принимать решение.
– Я вас понял.
– Раз понял – тогда вперед!
Чай допили в молчании. Пустой стакан Чанышев отставил в сторону, поднялся, щелкнул каблуками и произнес буднично словно бухгалтер из артели, занятый сбором рогов и копыт:
– Я пошел.
– Валяй! – продолжая пребывать в глубине своих мыслей, разрешил Давыдов.
Мысли его мучили, что называется, трудные, пробраться через их хитросплетения было непросто. Давыдов Чанышеву доверял, но, с другой стороны, не забывал и о пословице, рожденной, вполне возможно, революционными годами, «Доверяй, но проверяй».
Напрасно ожидал отец Иона трех своих агентов, которых он отправил в погоню за калмыком, – агенты в Суйдун так и не вернулись.
– Неужто красные их прихлопнули? – озадаченно скреб бороду отец Иона. – Как мух – березовой веткой? Не может этого быть! Мужики ведь были опытные.
Он поймал себя на мысли о том, что размышляет об агентах в прошедшем времени, будто их уже нет в живых, недовольно поморщился, скорбно вздохнул. Чтобы понять, что произошло, надо было копнуть приятелей калмыка, оставшихся здесь, в Суйдуне, наверняка, наведут на какой-нибудь след. Таких было трое, все – Георгиевские кавалеры: Еремеев, Кривоносов и Удалов.
Расспросить Еремеева не было возможности: его атаман лично послал в Совдепию присматривать за обстановкой и разным непутевым народом. Урядник Еремеев уже больше месяца находился в Джаркенте – сумел там устроиться на работу и время от времени присылал в крепость донесения с разными второстепенными сведениями. Отец Иона все, о чем сообщал урядник, знал и без донесений, из других источников, но тем не менее одобрял работу Еремеева в Совдепии, и прежде всего потому, что так повелел Дутов…
Второй приятель калмыка, бывший оренбургский сапожник Удалов, также находился в Совдепии, в Фергане – наводил мосты с Ергаш-Беем… Отец Иона расчесал пальцами бороду, потом прижал ее к ноздрям. Борода пахла дешевыми конфетками-подушечками, очень популярными у китайцев… И до Удалова сейчас не добраться.
Есть еще Семен Кривоносов, который никуда из крепости не уходил и не собирался уходить – стал личным ординарцем Ольги Викторовны. Без него матушка, как без рук – и яичек свежих с рынка без него некому принести, и дров для печи наколоть, и двор подмести, и самовар раскочегарить, и заварки хорошей, китайской либо индийской, достать, и грязь с обуви стереть – все это входит в обязанности Сеньки Кривоносова. Стоит ему только где-то застрять, как в доме занавески колышатся от крика:
– Семе-ен! Где вы?
Даже есаул Мишуков, здоровяк и красавец, ординарец атамана, был лишен права вмешиваться в дела Сеньки Кривоносова, вот ведь как. Отец Иона не выдержал, досадливо крякнул. Тьфу!
Выдернуть в такой обстановке Кривоносова на элементарный разговор, не говоря уже о допросе, – штука сложная… Отец Иона поддел рукою бородку, задрал ее вверх, с шумом втянул в себя воздух. М-да, пора бы и в баню наведаться… Однако он все равно извернется и допросит Сеньку Кривоносова, а Ольга Викторовна об этом никогда и не узнает.