Читаем Оренбургский владыка полностью

– Типун вам на язык, святой отец, – проговорил он, встреча с Ионой была совсем не кстати, хотя Чанышев собирался встретиться с ним обязательно, более того – передать подарок, задобрить: слишком уж опасные токи исходили от этого внешне мягкого, очень ласкового человека. – Какой я вам товарищ!

– Извини, извини, Касымхан, – отец Иона в примиряющем движении поднял ладонь. – Мне бы переговорить с тобою надо…

– Нет ничего проще. Я как раз привез вам из Советской России подарок.

– Интересно, интересно… В таком разе я жду у себя ровно через час. Устраивает, Касымхан?..

Чанышев привез отцу Ионе две бутылки довоенной смирновской водки, украшенной нарядными, сплошь в выставочных медалях этикетками. Завернутые в белесую хрустящую бумагу бутылки протянул Ионе:

– Редкая штука по нынешним временам.

Отец Иона сдернул с одной из бутылок бумагу и восхищенно всплеснул руками:

– Бог мой, действительно редкая штука! Произведено на заводах Петра Арсентьевича Смирнова… Лично! – он не удержался, чмокнул бутылку в прохладный стеклянный бок. – «Столовое вино номер двадцать один». До сих пор не пойму, почему Петр Арсентьевич назвал водку «столовым вином»?

– Наверное, имел в виду, что вино это подается к столу…

– Тогда почему номер двадцать один?

– У этого вина были разные номера – и двадцать, и сорок.

– Чем же они отличались друг от друга, позвольте спросить?

– Крепостью, жесткостью, горькостью. Но только двадцать первый номер оказался любимым у русских людей, – в самый раз…

– Манифик, как говорят французы, – отец Иона сложил два пальца колечком, показал Чанышеву.

– Манифик, – Чанышев в отличие от отца Ионы французский знал много лучше, владел интонациями.

– Или, как говорят русские люди, – очко.

– Очко! – эхом повторил за священником Чанышев.

– Скажите, Касымхан… – задумчиво проговорил отец Иона и умолк, прокрутил большими пальцами обеих рук на животе «мельницу».

Чанышев внимательно смотрел на отца Иону и молчал, лицо его ничего не выражало.

– Вам известна такая фамилия – Давыдов? – наконец спросил отец Иона.

Ничто не дрогнуло в лице Чанышева.

– Известна, – ответил он.

– Вы с ним знакомы?

– Нет.

– Ну, на нет и суда нет, – вздохнул отец Иона. – А откуда вам известна эта фамилия?

– Милиции, святой отец, многое известно, не только это. Милиция – это ведь то же самое, что и полиция в старые времена, при государе Николае Александровиче, только помноженная на два, – на губах у Чанышева появилась легкая улыбка. – Это во-первых. А во-вторых, иногда мы встречаемся на совещаниях по борьбе с так называемым бандитизмом.

– В число бандитов входит, естественно, и армия генерала Дутова?

– Естественно, входит.

– Гм, – отец Иона усмехнулся. – А познакомиться, что… не было возможности?

– Возможность была, желания не было.

– Понимаю, понимаю, – отец Иона похмыкал в кулак.

Беседовал он с Чанышевым, глядя куда-то в сторону, в глаза собеседнику не смотрел, и Чанышеву не было понятно, что происходит: то ли отец Иона проверяет его, то ли действительно ищет подходы к Давыдову. В общем, ухо надо было держать востро. Отец Иона – человек непростой, и разговор насчет Давыдова завел неспроста.

– Постараетесь познакомиться с Давыдовым, когда вернетесь в Джаркент, – попросил отец Иона.

– Не думаю, что это легко будет сделать, но я постараюсь, – пообещал Чанышев.

– Постарайтесь, голубчик мой, постарайтесь очень, – сказал отец Иона и прижал к груди ладонь, – Родина вас не забудет. И мы с Александром Ильичом тоже не забудем. Офицерский Георгиевский крест вам обеспечен.

Чанышев поспешно вытянулся:

– Служу Отечеству! – звонко произнес он обрадованным тоном и по-гвардейски гордо вскинул голову.

Отец Иона остановил его неспешным движением руки:

– Секретов от вас, Касымхан, нет ни у меня, ни у Александра Ильича. К нам поступили сведения, что Давыдов замышляет ряд террористических актов здесь, в Суйдуне, – отец Иона прижал к мякоти ладони палец, потом прижал еще два пальца подряд, – а также в Кульдже, в Куре, – священник вздохнул расстроенно, – еще кое-где. И чего людям неймется, не пойму. В общем, Давыдова надо… – отец Иона перестал крутить на животе «мельницу», поднял руки и скрестил их. – Дело это поручается, Касымхан, вам. Александр Ильич в курсе этого поручения.

Чанышев повел головой в сторону, подумал о том, что жизнь многогранна, сюжеты ее и пути неисповедимы, и часто случается так, что события, расклад, веления повторяются – ну просто до мелочей повторяются. Вряд ли Давыдов мог предположить, что из охотника он превратится в дичь.

Прошло несколько дней. Наступил декабрь – сырой, студеный. Холодный воздух пробирал до костей, люди старались как можно меньше времени проводить на улице. В один из таких дней Чанышев встретился с Давыдовым.

– О том, что отец Иона решил ликвидировать меня, я знаю, – сказал Давыдов.

– Хорошо работает разведка! – не сдержал одобрительного восклицания Чанышев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза