Оренбургский владыка

Через мгновение рядом с ним оказалась Наталья Гурдусова, всхлипывая неровно отерла глаза. Атаман, который терялся при виде женских слез, коснулся рукою ее руки:

– Я вам сочувствую…

Наталья всхлипнула, дернула плечом, будто подсеченная дробовым зарядом птица:

– Зачем она поднялась в санях, глупая? Не поднималась бы – и была б жива, чай бы сейчас вместе пили… А, ваше высокоблагородие?

– Можно, без «высокоблагородий», – поморщившись, проговорил Дутов. – Мы же все свои, – добавил он, дотронулся до висков.

Голову пробила боль, затылок стремительно наполнился горячей тяжестью. Такие приступы после контузии на Пруте стали одолевать его в последнее время чаще обычного. Он перевел взгляд на черноглазую девушку и вновь ощутил робость.

– Это Саша, – представила девушку Наталья. – Саша Васильева.

Черноглазая неожиданно сделала книксен, получилось у нее это ловко, изящно, Дутов не сдержал улыбки. Девушка улыбнулась ответно.

Полковнику она очень понравилась, внутри шевельнулось сладкое щемящее чувство, мигом перевернув душу. Дутов слышал от какого-то многомудрого человека, что любовь – это болезнь и с нею надо бороться, как с болезнью. Но ему так не хотелось этого делать…

– Саша – хорошее имя, – сказал он, – но Шура – лучше.

– В детстве меня все звали Шуркой, – сообщила девушка, – Шурка и Шурка, я привыкла… Мне это имя нравится.

Голос у нее был звонким, – только казачьи песни исполнять. Дутов подумал, что неплохо бы заиметь такую девушку при штабе. Она бы и уют в помещениях навела, и мужикам опускаться не позволила, – мата среди господ офицеров стало бы поменьше, а при случае могла бы выполнить и обязанности вестового…

– Ты на коне скакать умеешь? – грубовато спросил у Саши Дутов.

– Обижаете, ваше превосходительство, – Саша обратилась к атаману, как к генералу, по старинке.

– Значит, умеешь, – произнес атаман довольно: ему хотелось, чтобы эта броская ладная девушка, от которой невозможно оторвать глаза, умела все – и из винтовки стрелять, и на коне скакать, и мужика, если в чистом поле сшибутся, в драке одолеть…

– А из винтовки стрелять? – спросил атаман.

– Она из пулемета, как богиня, стреляет, – вновь стерев слезы с глаз, тихо произнесла Наталья, – не только из винтовки, Александр Ильич.

– Мол-лодец! – Эта женщина нравилась Дутову все больше и больше, в груди у него опять шевельнулся теплый сладкий ком, и атаман произнес строго: – Война не женское дело, Шура. Хватит погибать на ней женщинам. Я вас, – он ткнул пальцем в нее, – и тебя, – Дутов легонько прижал к себе Наталью Гурдусову, и тут же отпустил, – перевожу на работу в штаб. Будете числиться в комендантской роте, выполнять штабные дела, а там видно будет… Понятно?

Дутов продолжал вытеснять разрозненные отряды красных с территории Оренбургского казачьего войска и, когда выдворил их, подписал приказ о прекращении преследования. Произошло это тридцать первого декабря семнадцатого года после занятия станции Новосергиевка.

В самой Новосергиевке атаман предполагал выставить заслон из казаков-добровольцев, а также из юнкеров и офицеров, проявивших себя в боях, – не более ста пятидесяти человек – а основные силы отвести в Оренбург. При этом ухо держать востро и наладить как следует разведку – он должен был знать все, что происходило в округе в радиусе ста километров.

Новый тысяча девятьсот восемнадцатый год Оренбург встретил спокойно – купцы даже наряжали елки и молились на них, как на иконы, – им казалось, что старые порядки вернулись навсегда…

Но не тут-то было. Седьмого января загрохотала, заполыхала, затряслась вся Оренбургская губерния – наступление сразу на четырех направлениях начал главный враг атамана красный командующий Кобозев, ставший к этой поре чрезвычайным комиссаром ВЦИК и СНК по Средней Азии и Западной Сибири. Кобозев вынырнул в здешних местах неведомо откуда и успел немало навредить оренбургскому люду. Самого атамана он предлагал сбросить в помойную яму и сверху накидать гнилых очисток. Дутов справедливо считал его главным своим врагом…

Вдобавок ко всему вызвездился тридцатиградусный мороз, и занялась затяжная, колючая, прошибающая до костей пурга.

Рабочие железнодорожных мастерских занимали сторону Кобозева, поэтому красному командующему удалось пустить по железной дороге несколько бронеплощадок с установленными на них орудиями и пулеметами, и даже бронепоезда. Такой техники у Дутова не было. Атаман мог рассчитывать только на казаков, их острые шашки и быстроногих коней. Бронеплощадки оказывались быстрее, да и шашка против бронепоезда бессильна…

Бои шли с переменным успехом. Первые попытки Кобозева прорваться в Оренбург провалились – все атаки были легко отбиты атаманом, а вот в районе Челябинска Кобозев сумел потеснить части Дутова и занял город Троицк – центр одного из военных округов Оренбургского казачьего войска. Затем Кобозев взял несколько важных станций, расположенных на подступах к Оренбургу, – в том числе и Сырт, а кроме Сырта – Каргалу, Новосергиевку, – и шестнадцатого января под звуки оркестра вошел в Оренбург.