Оренбургский владыка

– Самое лучшее – дать красноперым бой на Кувандыкских высотах. Место уж больно выгодное.

Поляков прищурил глаза:

– Да. В драке этой победит тот, кто первым оседлает высоты.

– И я о том же, – Дутов, глянул на начальника штаба и, дурачась, также демонстративно прищурил глаза – настроение у атамана было приподнятое, – поэтому надо послать на высоты пешую команду. Пусть спешно займет их!

И Удалов, и Еремеев, и калмык с пограничником вошли в состав команды, они вообще находились на виду у самого Мамаева, сурового войскового старшины – тот привечал их, при встрече здоровался с казаками первым.

Наталья Гурдусова после гибели подруги сделалась неразговорчивой и рвалась в команду, чтобы отомстить за смерть Авдотьи, но Саша Васильева сказала ей:

– Не ищи кончины, пока она сама тебя не найдет, понятно? Будешь находиться около меня.

Пришлось Наталье, подчиниться: Саша пребывала в силе. Атаман, узнав о решении своей суженой, одобрил его.

На бричках по степи пешая команда пронеслась, как ветер – через несколько часов была уже у Кувандыкских высот. Пока мчались, не встретили ни одного красного разъезда, хотя встретить очень хотелось: ох, и повеселились бы они, поиграв на струнах своих «максимов»… И вообще, что может быть лучше пулеметной музыки? Только слаженный оркестр из нескольких стволов.

Группой из пяти бричек руководил калмык, помощником был назначен прапорщик Потапов. Хотя по званию калмык был ниже Потапова и комплекцию имел пожиже, но среди оренбуржцев он слыл своим, много раз проверенным в деле, а Потапов – чужаком. Впрочем, в бою тот за чужие спины не прятался, действовал хладнокровно, стрелял метко. Седые волосы он поплотнее придавливал фуражкой, на подбородок натягивал ремешок, что вызывало у пешего строя улыбку:

– Прапор, ты никак с лошадьми в забеге решил поучаствовать?

Платонов в ответ улыбался и мягко взмахивал рукой, осаживая говорившего: не стучи, дескать, копытами, парень…

Калмык остановил брички в полутора километрах от высот.

– Дальше – пешим ходом, – скомандовал он, – иначе нас засекут.

– А пулеметы? – удивленно вскинув брови, уставился на него немигающими глазами Еремеев. – А пулеметы как?

– Пулеметы тоже пешим ходом! Давай, чтобы не оказаться в заднице, подобно сверчку, решившему переночевать у бабы в укромном месте, выполняй, Еремей, приказ.

К высотам они подошли незаметно. Пулеметы установили на одной и на другой высотах, верблюжьим горбом разъехавшихся в стороны. Калмык достал из кармана часы, щелкнул медной рифленой крышкой: до атаки партизан Мамаева оставалось двадцать минут.

Спрятав часы, калмык перевернулся на спину, выбросил руки в стороны, с хрустом потянулся.

– Боже, как хороша жизнь, когда никто не стреляет, – пробормотал он расслабленно.

Никто из казаков, сгрудившихся на высоте, не ответил ему, только лица сделались умиротворенными. Сильно пахло травой, она выстреливала на свет Божий зелеными стрелками из темной, переполненной живыми соками глуби, распускалась вольно, плотно заполняя пространство. Высоко над головами трепыхались подвижными мечущимися точками жаворонки, пели самозабвенно, завораживающе, звонко – Божьи птахи эти звали к жизни, отвлекали народ от боли, забот, войны.

– Хорошо как, – будто после болезни шевельнулся в траве калмык.

Говорил он тихо, лишь для себя, но неприметный гаснущий голос его услышали все, завздыхали жалобно:

– Да-а… Весна!

– Слышь, Африкан, – у пулемета завозился Гордеенко, приподнялся над травой, – а, Африкан…

– Ну? – лениво отозвался калмык.

– Со станции вышел отряд красных. Сюда идет.

Бембеев стремительно перевернулся, приложил ко лбу ладонь. Из-за станционных строений, отчаянно пыля, опечатывая подошвами землю, в степь втягивался отряд красноармейцев – ать-два, ать-два! Вот отряд пересек дорогу, плоской серой лентой обвившей хлипкие пристанционные строения, обошел водокачку, похожую на жирафа с гордо поднятой шеей, увенчанной большим медным горлом; топая ногами, сошел на обочину и двинулся вдоль дороги на юг, откуда должен был прийти Мамаев со своими партизанами.

Калмык вгляделся в пространство – не маячат ли где на горизонте лихие дутовские всадники? Всадников не было.

– Неизвестно еще, куда направляется эта колонна, – Бембеев сунул в рот травинку покусал ее, – может быть, даже к нам.

– К нам, Африкан! – Гордеенко придавил ладонью белые пышные усы, приплюснул их. – Могу даже поспорить.

Калмык выплюнул мятый стебелек:

– Спорят либо неумные, либо подлые. Одни потому, что ничего не знают, но лезут, подлые потому, что знают и специально лезут в спор, чтобы получить с этого навар.

Гордеенко оказался прав, – красная колонна прошла метров пятьдесят вдоль дороги, взбила густое облако пыли и свернула к высотам.

– Приготовьтесь, братья-казаки, – негромко предупредил пешую команду калмык.

Красные шли неторопливо, размеренно, как на штабных учениях – признак того, что перемещение дутовцев на зеленые горбы высот они не заметили. Пешей команде это было на руку.