Оренбургский владыка

В походах, в «куковании» на каком-нибудь хуторе, когда приходилось поджидать тыловые службы, вечно отстающие от передовых рядов, Дутов любил устраивать свою жизнь с комфортом – не все же время под немецким брезентом сидеть. Чтобы и самоварчик горячий каждый день на столе стоял, призывно пофыркивал и пахнул дымком, и чтобы к чаю варенье разных сортов – войсковой старшина любил побаловать себя сладким, и чтобы еда была свежей, яичница жарилась из яиц, взятых прямо из-под курицы, а антрекоты вырезали едва ли не из ляжки живого быка, с кровью… Имелся такой «бзик» у военного человека.

Став командиром полка, он начал потихоньку обзаводиться хозяйством. В одном из румынских сел Дутов за сущие копейки приобрел у сельского старосты роскошную разборную кровать с бронзовыми львами по углам, которых Еремеев называл на свой лад «левами». В общем, в хозяйстве кроме самовара появилась кровать, а к кровати – пара изящных венских стульев, бронзовый таз для мытья ног, два утюга, один надо было нагревать на огне, другой работал на горящих углях.

Обозники, когда к ним попадал личный груз войскового старшины, пренебрежительно фыркали, отказывались везти. Дутову эти отказы надоели и в один из холодных декабрьских дней шестнадцатого года, когда немцы объявили перерыв в боевых действиях, он написал в штаб корпуса специальную бумагу, отправив ее с конным нарочным. В бумаге той он просил денег на приобретение экипажа для собственных нужд и лошадей.

Прочитав послание, граф Келлер выругался, потом, поразмышляв немного, – все-таки Дутов относился к числу его любимчиков, – ухватил письмо двумя пальцами, будто лягушку за лапу, и отнес его начальнику штаба.

– Разрешите этому любителю цивильных удобств приобрести двуколку, – граф разжал пальцы и письмо шлепнулось на зеленое сукно стола, за которым сидел начальник штаба. Келлер платком вытер руку и добавил: – Этого будет достаточно.

Так в обозе элитного казачьего полка появилась новенькая, окрашенная в защитный цвет двуколка и, как приложение к ней, – пара сытых выносливых меринов неведомой немецкой породы.

– Двуколка – это хорошо, – довольно потирал руки «дядька» Еремеев.

Послал Дутов письмо и оренбургскому вице-губернатору Пушкину с просьбой подтвердить его права на потомственное дворянство – очень уж хотелось Александру Ильичу потешить душу, приятно пощекотать самолюбие, – в чем, в чем, а в этом он никак не мог себе отказать. Вице-губернатор с великой русской фамилией прислал в ответ нужную бумагу, в которой охарактеризовал командира Оренбургского полка самыми лестными словами – похоже, вылил на него все запасы губернского канцелярского елея. Дутов засиял, как новенький целковый.