Оренбургский владыка

Бембеев скривился в ожидании. Удалов это заметил, подмигнул Кривоносову, с интересом наблюдавшему за процедурой, потом аккуратно смыл водкой застывшую кровь, наложил холстину Африкану на голову и похлопал того ободряюще по плечу:

– Терпи, казак, атаманом будешь.

Бембеев с трудом раздвинул спекшиеся губы:

– Какого войска? Оренбургского?

– Калмыцкого.

– У нас там свой атаман имеется. Нойон – князь… Он всем командует. Единолично.

– Не слишком ли жирно?

– Да и с оренбургским можно проскочить мимо. На это место наш командир полка в будущем обязательно станет претендовать.

Кривоносов сплюнул на дно окопа:

– Ну, ему до атамана так же, далеко, как Африкану до своего нойона, – сказал он и умолк.

– Для этого нужно быть генералом, – подхватил Удалов, – а до генерала Дутову еще служить да служить. Знаешь, сколько хлеба и соли надо смолотить?

С перевязанной головой калмык выглядел картинно – походил на древнего воина, невесть каким образом прорвавшегося сквозь времена и очутившегося в этом сыром, грязном окопе. Он поднялся, ногой отодвинул в сторону снарядный ящик, на котором сидел.

– Хоть красные мухи перестали перед глазами роиться, – чужим сиплым голосом произнес он.

– Может, тебя все-таки сдать на руки какой-нибудь симпатичной сестричке милосердия, – предложил Кривоносов. – Отдохнешь, кашей подзаправишься… А?

– Не надо.

– Смотри, паря. Вольному – воля…