Орфеи реки Невы

Понятие «вкуса» родилось во Франции. За ним скрывалось представление о том, что человек должен обладать особой душевной способностью реагировать на воздействующее на него произведение искусства. Иначе говоря, вкус решал — принимает ли зритель произведение или нет, испытывает ли положительные или отрицательные эмоции от соприкосновения с ним. Если не ощущает ни того, ни другого, значит, он лишен способности восприятия, а значит — и вкуса. Можно сравнить сей процесс с обычным принятием пищи. Если у человека развиты вкусовые рецепторы, то он будет испытывать гамму разнообразных ощущений при употреблении той или иной еды: перец — дает одно ощущение, соль — другое, сахар — третье. Наличие вкуса к искусствам предполагало естественное нахождение внутри человека некоего шестого органа восприятия, способного реагировать на боль, радость, горечь, восторг или неприязнь, возникающие при встрече с творением мастера. Подобный вкус развит в той или иной степени у всех людей. Вот почему для особо развитого человека важно было иметь не просто вкус, а «хороший вкус».

Теория «хорошего вкуса» достигла максимального развития в Европе к XVIII столетию. Определить «положительность» восприятия прекрасного пытались многие мыслители. Особо преуспел в этом французский философ Декарт. Главным критерием в переживании искусства он считал разум. Для него «хорошим» было все то, что «разумно», «рационально». А под его влиянием и вкус определялся как «естественный разум, доведенный изучением до совершенства».

В России середины XVIII века хорошо знали философию Декарта. Но прогрессивные деятели культуры пытались выработать свой взгляд на вкус.

Еще В. К. Тредиаковский, много писавший о музыке и переводивший оперные либретто с итальянского языка, отмечал: «Нежность слуха весьма различна… Француз над италианскою музыкой хохочет; а итальянец французскую презирает. Чудно!» По прошествии значительного времени Г. Р. Державин отмечал все ту же своеобразную путаницу в освоении «вкусовых» теорий: «Тонких знатоков мало, вкусы различны, и миг удовольствия — шаг к блаженству». П. А. Плавильщиков гневно осуждал на страницах журналов «какое-то вредное влияние ненавидеть свое собственное». Он был уверен в том, что придет время, когда россияне «перестанут занимать чувства у других и предадутся собственному ощущению, отдадут справедливость самому себе и тогда возникнет торжество и совершенство истинного нашего вкуса».

Взгляды на вкус могли базироваться и на безоглядном разрушении общепринятых построений. Так, придворный статс-секретарь А. Б. Храповицкий оставил в своих «Памятных записках» такое мнение самой Екатерины II об укоренившихся вкусовых понятиях. Когда 7 декабря 1790 года в присутствии императрицы зачитывалось для утверждения начало либретто оперы «Федул», премьера которой должна была состояться вот-вот, Храповицкий стал усердно объяснять ей обычные правила дуэта. Не успев закончить, он получил безапелляционный ответа «На это плевать!»

Против деления вкуса на «правильный» и «неправильный» наиболее последовательно выступал поэт Г. Р. Державин. Он пытался разорвать узкие классические рамки, ограничивающие положительность восприятия искусства. Державин настаивал на самобытном праве художника создавать произведение по собственному представлению, окрыленному высокими стремлениями: «Поистине вдохновение есть один источник всех… лирических принадлежностей, душа всех ее красот и достоинств: все, все и самое сладкогласие от него происходит, — даже вкус…»

Державин вкладывал в понятие вкуса — «сладкогласие». Иногда он называл его «согласием». Гармония, сообразность, законченность были уделом классицизма. Но в этой гармонии Державин не искал лишь математически выверенных стереотипов. К ней могла быть отнесена и простая песня, имеющая свое «согласие», и мелодия деревенской свирели, несущая свое «сладкогласие».

Мы немного отвлеклись от темы для того, чтобы выяснить: а что же сделал Пашкевич выдающегося в развитии «хорошего вкуса» у наших соотечественников? В области «италианской оперы» — ничего. В области «французской» и «немецкой» — тоже. Но вот в русской…

«Член знаменитейших в Европе ученых обществ» Галлер, выпустивший в Санкт-Петербурге в 1781 году свою книгу «Свойства забав и увеселений человеческих», недвусмысленно намекал на то, что изображать быт во всех его подробностях, показывать «низшие сословия» в несчастии, в переживании никак нельзя. Ведь все это — низменный мир, его нужно не отображать, а «направлять» и «воспитывать». Но еще за два года до появления этой книги столицу Российского государства покорила опера Пашкевича «Несчастье от кареты». Кто же были ее героями? Самые что ни на есть обычные крепостные крестьяне Лукьян и Анюта. На основе тем и мелодий народных песен композитор раскрывал душевный мир простых людей, показывал глубокую внутреннюю правду их жизни. В сюжете же удивительно точно и характерно отображены треволнения «вкусового» XVIII века.