Орган геноцида

Нам с Леландом поручили финальный этап миссии, так что мы пошли взглянуть на железную дорогу, по которой собирались возвращаться к правительству Новой Индии. Взобрались на холм, с которого открывался вид на рельсы из Мумбаи, и увидели, что поезда даже не думают сбрасывать скорость, когда въезжают в плотную застройку. Леланд с изумлением провожал глазами стариков, которые как ни в чем не бывало шныряли через пути. Со спокойствием отчаявшихся самоубийц они шли практически впритирку к несущимся составам. И не только старики. Дети, беременные женщины – самые разные люди спали, ели, занимались своими делами прямо под боком железной дороги.

– Поезд – чисто Моисей, раздвигающий воды в море бараков, – заметил Леланд, не спуская глаз с пейзажа. Местные строили халупы из чего ни попадя – оцинкованных листов, картонных коробок, сена, фанеры и даже газет. Выглядело это как город-крепость в Коулуне[26], только плоский.

Нищие и сироты облепили те немногие железные дороги, что пережили войну, как холестериновые бляшки. Они также блокировали поездной кровоток бесконечными авариями. А как без них, когда народ снует туда-сюда по путям и справляет нужду на рельсы? Многих давило, когда они присаживались над железнодорожным полотном. Несмотря на все потуги властей, беженцы рано или поздно все равно сбивались вокруг железнодорожной артерии.

И все-таки положение улучшалось. Пока от лица ООН не вмешалась организация «Миллениум», Индия билась в чистейшем хаосе. Никто даже не пытался восстанавливать разрушенные производства, а почти все ученые, которыми страна так гордилась раньше, погибли во время войны. До вмешательства «Миллениума» тут наступило что-то вроде «Безумного Макса», только в зеленых тонах.

В дополненной реальности мне прилетело письмо. В теме значилось, что груз под национальным номенклатурным номером XXXXXX прибыл. Это от глобальной системы боевого снабжения. Все как с «Федексом»[27]: в любой момент можно отследить, какую границу пересекли и по какому морю плывут наши цацки.

Я предложил Леланду возвращаться. Обмундирование ждало нас среди контейнеров.

Склад располагался сбоку от взлетно-посадочной полосы мумбайского аэропорта. Там постоянно толкалась куча народу, как в выставочных залах «Икеи». Мы верифицировались на въезде, и нам распечатали схему расположения наших контейнеров. Оставалось только найти груз, чем мы и занялись, медленно продвигаясь на грузовике по складу.

Все вокруг будто полнилось невидимыми человечками, которые звали хозяев тонкими, точно птичьими, голосками. Это пищали по мере приближения к ним промаркированные контейнеры. Я слышал, многие грузы так и остались лежать на огромном складе. Чтобы облегчить тягомотный процесс, с полгода назад ввели голосовые подсказки.

Уильямс одной рукой крутил руль, со второй на манер «Сникерса» жевал FSR.

– Если нас в ближайшее время не отправят на миссию, я на них разжирею.

FSR – это First Strike Ration[28], сухой паек, разработанный для парней, десантировавших на вражеский берег, то есть в первую очередь на морскую пехоту. Их разработали в Нейтике[29] – компактные, калорийные, богатые белками. Поэтому есть их полагается строго на заданиях. Если лопать их брикеты вместо сладостей, глазом моргнуть не успеешь, как заработаешь ожирение.

Пока мы тащились, Уильямс спросил:

– Ты ж говорил с Джоном Полом?

Вот это внезапная перемена темы. Я бросил на него настороженный взгляд:

– С чего ты решил?

– Чуйка, – честно ответил Уильямс. – Ты с того самого вечера в Праге сам не свой.

Я и рассказал. Про то, как Джон Пол и Управление перспективных исследовательских проектов изобрели голос сирены, манящий народы в бездны ненависти и хаоса.

– Верится с трудом, – прочавкал Уильямс, уплетая остатки пайка и выкидывая обертку в окно. – На убийственную шутку похоже.

– На что?

– Англичане во время Второй мировой изобрели вербальное оружие, которое держало в страхе всех немцев. Когда эту шутку перевели на немецкий, то всякий, кто ее слышал, умирал от смеха.

Я вздохнул. Уильямс гениально умеет, не моргнув глазом, свести до шутки даже самый серьезный разговор.

– Ты мне «Монти Пайтона» пересказываешь?

– Как ты догадался?

– Кто еще придумает такую идиотскую историю?

Уильямс пожал плечами и как ни в чем не бывало продолжил разговор, крутя и тыкая пальцем по сторонам:

– Короче, люди как лемминги?

– Можно и так сказать, – ответил я, не сводя глаз с леса из контейнеров. – Как я понял, эти слова заразны, и когда мозг «заражается» ими, в людях спонтанно просыпается желание убивать.

Уильямс картинно указал на меня:

– Лови интересный факт. Ты знал, что групповое самоубийство леммингов – такой же миф, как и твои названия снега у эскимосов?

– Чего?..

– Это все пошло из диснеевской документалки, насколько я знаю. Там толпа леммингов ныряет в реку, но кадры почти стопроцентно постановочные. В той местности, которую показали в фильме, лемминги вообще не водятся. Их купили у инуитов и как-то так хитро засняли – типа они в воду падают.