Орган геноцида

Вот не думал, что услышу что-то подобное от Уильямса… С другой стороны, он такие слухи обожал.

– То есть они не убиваются массово, когда еды не хватает?

– Нам хочется верить, что первый принцип эволюции – сохранение вида, но, строго говоря, это не так. Самый приспособленный к жизни выживает, распространяет свои гены, и постепенно вся популяция меняется. То есть, получается, эволюцией движет, наоборот, удачная адаптация отдельных особей. А инстинкт убивать себя во имя вида для индивидуальной особи невыгоден. Не верится, что такой признак закрепится.

Я задумался. Выходит, «грамматика геноцида» появилась вовсе не в ходе эволюции хомо сапиенс? Меня поразили безумные идеи Джона Пола, но что, если он просто натянул факты на свою теорию? Я попытался парировать Уильямсу:

– Если он скормил мне утку, то какую-то очень неправдоподобную. Мог бы состряпать что-нибудь поубедительнее.

– А может, за его бреднями скрываются какие-то еще более кошмарные махинации?

Нет, тоже глупости. Как если бы кто-нибудь убил подружку в приступе ревности и попытался всех убедить, что ему приказали так поступить инопланетяне. Сомневаюсь, что Джон Пол хочет снять с себя ответственность за содеянное, настаивая на собственном сумасшествии.

– Хотя ладно. Не знаю, как он это делает, но ведь он правда устроил по всему миру цепочку геноцидов. Пора его уже поймать и закрыть эту историю, – с чувством воскликнул Уильямс, и я невольно отвел взгляд.

Мне не то чтобы охота ловить или убивать Джона Пола. Просто если есть он – то где-то там же и Люция Шкроуп.

Я к ней привязан.

Хочу увидеться еще раз.

Хочу услышать, что она меня простила.

Бог умер. Бог умер. Ну и черт с ним.

Лишь бы только меня простила Люция.

Но, разумеется, я не мог и намекнуть на то, что мною движет столь ребяческий мотив, потому прикидывался, что поглощен поиском нужных контейнеров. Как раз и писк очень удачно раздался. Уильямс свернул на звук.

4

– Водоросль – экипажу. Скоро прибываем. Готовьтесь нырять, – передал пилот бойцам в грузовом отсеке. Мы и так готовились.

Нас несла сквозь воздух конструкция, по всем параметрам не приспособленная для плавной аэродинамики. Черная тонкая доска, которая отличалась от настоящей водоросли всего двумя деталями: длиной больше ста метров и реактивными двигателями по обеим сторонам.

С орбиты наш агрегат наверняка смотрелся как монолит, бороздящий облака. Может, он и относился к «летающим крыльям»[30], но даже для них был слишком вытянутым.

В брюхе этот извращенский бомбардировщик – хотя хрен пойми еще, где у него брюхо, – вместо бомб вез коконы вторжения. Фюзеляж обволакивала система мелких эластичных закрылков, которые регулировали плавность полета, и мы скользили над индийской землей, в которой разверзлись огромные дыры.

Мы хлопотали перед спуском в грузовом отсеке. Проверяли целую кучу мелочей. Прежде всего систему приземления капсулы. Если даст сбой она, мы разобьемся.

Когда с коконами покончили, прибежали медики. Мне в нос вставили инжектор.

– Это капли дружбы, Клевис! – рассмеялся Уильямс, потирая только что освободившиеся ноздри. – Знай, я тебя только что резко полюбил!

Смеется, видимо, потому что ясно учуял исходящий от меня запах беспокойства. Вот и включил клоуна, чтобы отвлечь от мрачных мыслей. Впрочем, меня тут же стали грызть сомнения метафизического характера: а что, если такая интерпретация поведения Уильямса – тоже результат действия гормона, отвечающего за взаимовыручку внутри команды? Что, если ощущение, будто товарищи тебя не бросят, – всего лишь сигналы зеркальных нейронов, которые искусственно настроили перед операцией? Я мотнул головой. Что за подростковые переживания на меня напали?

Медики вытащили инжектор. Следом как ответная реакция организма на вторжение потекли сопли.

Почти все медицинские сотрудники в отделении спецрасследований – боевые медики. Даже психолог, который меня настраивал перед миссией. Как и всякий крупный рынок, военная индустрия по мере роста стала разделяться на ячейки помельче. Какие-то компании заведовали обслуживанием, хранением и арендой оружия, какие-то вели спутники, кто-то специализировался на разведке. Даже в сфере логистики одни сосредотачивались на воде, другие – на продовольствии.

Война – гигантская индустрия, а собственно сражения – всего лишь ее маленькая часть. Воевать невозможно без оружия, без провизии тоже долго не протянешь. Без разведки даже не начнешь бой. Так что когда ЧВК разделились на завязанные друг на друге мелкие отрасли и встроились в будничный экономический поток, правительства «Большой девятки» перестали бояться, будто частные милитаризированные компании представляют для них угрозу. В этом государственная армия похожа на частную: без поддержки сопутствующих предприятий тоже долго не протянет.

– Держи дополненную реальность.