Орган геноцида

Мне же как бывшему члену отряда спецрасследований и правительственному тайному убийце тоже предоставили множество возможностей поведать свою историю с большой трибуны. То, что я рассказал, вылилось в первый скандал в Вашингтоне XXI века. Разумеется, я разгласил государственную тайну, и против капитана разведки Клевиса Шеперда возбудили уголовное дело.

Но рука правосудия меня не настигла. По всей Америке вспыхнули беспорядки, и стало не до меня. Национальная гвардия открыто схлестнулась с гражданским населением, начались налеты на склады боеприпасов.

Под безмолвными взглядами мертвецов я наконец прочитал.

Прочитал историю маминой жизни, какой ее выплюнула программа.

Историю пары глаз, что наблюдали за мной.

Но мне в ней места не нашлось.

Мне всегда казалось, что мать по-прежнему следит. Что я чувствую ее взгляд. Но как бы в насмешку над детским переживанием в биографии про меня почти ничего не говорилось.

Если вдруг мама спохватывалась и записывала хоть что-то, то не обо мне, живом и дышащем, а в основном об отце. О том, кто разнес себе голову и, казалось, исчез из ее жизни.

Мать за мной не смотрела.

Теперь я точно знал. Что мать лично отдраивала от стен то, что осталось после отца.

В жизнь каждого человека вплетены другие люди. В мою – мать, Уильямс, Люция и Джон Пол. Но в истории матери я почти не запечатлелся.

И все же… Я решил увязать концы с концами. Думаю, я в самом деле чувствовал тогда взгляд за спиной. Слишком хорошо помнил холодок, который пробежал по коже, когда однажды, совершенно случайно, под невероятным углом единственного ракурса, с которого из кухни видно прихожую и ванную, я столкнулся с матерью глазами. Как будто в решительный миг два снайпера увидели через прицел друг друга.

Я думал, биография докажет, что взгляд ее полнился любовью, но ничего такого не нашел.

Так что же это тогда было?

Мне показалось, я опустел изнутри после операции в Африке. Но не до конца, ведь вакуум не может давить.

Пустоту идеально заполнили записи Джона Пола. Может, благодаря ним я вообще заметил, что в сердце чего-то не хватает.

Я очень обрадовался, когда вся нужная грамматика попала в интервью по клиповым новостям. По адресу, который я нашел в записной книжке, обнаружилось сокровище: компьютерный редактор, который владел грамматикой геноцида. Видимо, это с его помощью Джон Пол отбросил тень смерти на стольких языках во множестве стран. Так же, как когда-то Джон Пол, составил убийственную историю и я.

Рукопись получилась отчасти как партитура. Я ее заучивал почти как мелодию. Пытался пропеть. Со всем тщанием выдерживал тон и ритм, вкладывал в речь желание, чтобы вы тоже убивали друг друга, как множество людей за границами Америки. Хотел, чтобы кто-нибудь заметил, что это не просто речь, а песня или даже священный гимн.

Слова преодолели рамки букв и медленно пропитали информационную ткань Штатов. Мои слова, моя песнь через запись влетала в уши любому, кто открывал трансляцию заседаний и не мог прикрыть их опущенными веками.

Очень быстро всем стало не до скандала. Страну, в которой ничто не предвещало каких-либо беспорядков, грамматика геноцида безжалостно вогнала в хаос. Словно deus ex machina. Плавно и неотвратимо.

Погибло уже много американцев. И сети, которые пока функционируют, говорят, что все семимильными шагами идет к гражданской войне. Такого масштабного кровопролития, которое можно назвать геноцидом, пока не случилось. Но совсем скоро.

Минула вечность «Старбакса», схлопнулась универсальность «Доминос». Я знал, что так будет, поэтому заранее запасся продуктами. Их уже пытались похитить, но я застрелил вора из винтовки. Правда, труп до сих пор лежит в прихожей, и я не знаю, что с ним делать.

Глубинная грамматика, обернутая в оболочку английского языка, мгновенно укутала всю страну.

Думаю, на время террористы в Америке перевелись. Весь импорт прекратился. Больше никто не держит на нас зла.

Я решил взять на душу грех. И наказать себя сам. Америка – тлеющий уголь, который рисковал поджечь мир. Я же заключил его в горнило геноцида. Стиснув зубы, бросил сограждан в хаос, описанный Гоббсом, чтобы спасти весь остальной мир.

Я принял страшный выбор. Но, думаю, он мне по плечу. Ведь решился же Джон Пол взвалить на себя вину за весь земной шар, кроме Америки.

Где-то вдалеке протрещал «Миними»[37].

«До чего же шумно!» – подумал я, отправляя в рот еще кусок пиццы.

Но стоило подумать, как тихо сейчас в остальном мире, и на душе потеплело.

С благодарностью родителям, тете и дяде,

что поддержали меня в трудную минуту.