Орган геноцида

– Не знаю, – честно признался я. – Но теперь многое стало яснее. Кажется.

Джунгли закончились. Неожиданно.

Над нами простиралось бескрайнее небо. На светлеющем горизонте брезжил рассвет.

Поодаль, через луг, стоял одинокий джип. Я не очень разглядел издалека, но, кажется, рядом ждали двое военных. Если все шло по плану, то их, по идее, наняли на время миссии из войск Танзании.

Я вздохнул, и мы с Джоном Полом отправились через травы.

Раздался сухой щелчок выстрела.

Один из военных наставил на нас дуло. Я обернулся. Джон Пол упал навзничь, во лбу у него темнело маленькое отверстие.

– Миссия завершена. Спасибо, капитан Шеперд! – поблагодарил меня чернокожий солдат, сержант отряда спецрасследований i.

– А Уильямс? – рассеянно уточнил я.

– Докладывают, что погиб. Перехватили переговоры команды АНБ.

Меня охватила страшная усталость, как будто все тело оплавилось воском. Как только забрался в джип и прилег на сидение, меня тут же вырубило. Алекс, Люция, Джон Пол. Все казалось таким далеким. Эмоции, понимание. Реальность рассыпалась, как фотографии, развешанные по стене, и все детали целого опять разлетелись порознь.

– Увезите меня отсюда.

Джип медленно стартовал. Он ехал в сторону светлеющего горизонта. На миг мне показалось, что реальны только танзанийские луга, и тянутся они до бесконечности, а Прага, Париж, Вашингтон, Джорджтаун и вся цивилизация – лишь часть дурного сна.

Где-то там, в травах, оставшихся позади бампера, спокойно сгниет Джон Пол. Сожженные тела уже не разлагаются. Мать после бальзамирования тоже. А Джон Пол вернется в землю. Думаю, ему повезло больше остальных трупов.

Эпилог

Вот моя история. Я решил, что закончу рассказ этими словами.

Я уволился из армии. Никто не отговаривал. Когда вернулся после той миссии на родину, понял, что во мне что-то опустело. Но сам спохватился поздно, настолько, что коллегам пришлось меня яростно убеждать, что надо обратиться к психологу.

Я их не слушал. Речь американцев после возвращения казалась мне плоской и какой-то тараторящей, и я не понимал, что они пытаются сказать. С трудом разбирал слова и в конце концов просто перестал разговаривать.

Долго сычевал дома, пока в один прекрасный день мне не прислали ID и пароль.

Конверт украшало тиснение и логотип инфосека, даже на вид весьма дорогого. Это с ним заключила контракт мама.

Но письмо прислали именно мне.

Писали, что согласно четвертой поправке Закона о защите персональной информации, в случае отсутствия иных распоряжений при жизни, через три года после смерти клиента, Алисии Шеперд, ее данные передаются первому контактному лицу, указанному при регистрации аккаунта, то есть мне.

В обществе, где тщательно собирают и еще долго хранят любую информацию, случаются и такие неожиданные приветы из прошлого. Это как в аварию попасть: никто такого не ждет. И я не ждал.

Вряд ли мама хотела мне что-то сказать. Первым в очереди из контактных лиц я оказался просто потому, что отец давно оставил этот мир, а я – сын.

В письме меня ждало два клинка.

Первый – собственно, мамины записи.

И второй – тот факт, что я не запросил данные, когда принимал решение о ее смерти.

Когда мать угодила в мир между бытием и небытием, в котором живой не мыслит и не переживает ничего нового, я мог на законных основаниях обратиться в инфосек и запросить ее биографию. Думаю, и закон, и правила компании предполагали такую возможность, когда клиент впал в коматозное или другое приравненное к коме состояние.

Но я ничего не сделал. Выбрал смерть, хотя даже не взглянул в ее биографию.

Почему я так испугался записей? Уже и не помню. Помню только смутный страх.

А сейчас – тоже боюсь? Наверное. Но теперь я пережил гибель Люции Шкроуп и Джона Пола и боюсь совершенно иначе.

В тот вечер, когда пришло письмо, стояла страшная тишина. Я колебался, читать или не читать, и чувствовал, как, затаив дыхание, кто-то – скорее всего, мертвецы – ждет, что же я выберу.

Через пятнадцать минут я вошел в аккаунт и заказал биографию.

В джунглях Джон Пол отдал мне записную книжку. Я пролистал, но почти ничего из его лингвистических изысканий не понял.

Но мне здорово помог оставленный там адрес.

Каким-то уму непостижимым образом в сеть утекла истинная причина отставки сенатора. Собрали исследовательскую комиссию, начались слушания. Что этот политик устроил, когда его грязное белье вытащили на свет! Он вещал, что война – это зрелище, и она необходима миру. Что где-то она обязательно должна идти. Главное – чтобы ужасные бои происходили подальше от нас. Что лишь когда мы это понимаем и смотрим издалека на ужас, то до конца осознаем себя.

Он вовсе не повторял старые догмы о том, что страна объединяется перед лицом общего врага. Скорее верил, что где-то за морем всегда должны воевать. Что это как ненавязчивая музычка в торговом центре. Нам, жителям XXI века, такой мир необходим. Так говорил сенатор. Он настаивал, что Джон Пол обеспечил нам бесконечную череду животворящих войн.