За период контрреволюционного суперэтатизма была полностью прервана и изъята из общественной памяти традиция самостоятельного левого революционного сопротивления — в отличие от стран «третьего мира» (и даже и «первого»), где такая традиция сохранилась. Там же, где из общественного сознания и опыта не полностью исчезла традиция какого-то сопротивления суперэтатизму (в Польше, Венгрии, Чехословакии, Литве), эта традиция оказалась в основном (или почти полностью) правой, прокапиталистической, клерикальной, реакционной. Левую революционную традицию в странах «новой периферии» придется выстраивать с нуля. Это неизбежно потребует много времени.
В странах «новой периферии» проходит процесс деиндустриализации и вовлечения этих стран — на невыгодных для них условиях — в систему глобального капитализма. Это означает, что начавшийся 20 лет назад процесс классообразования не завершен и не будет завершен, пока указанные выше процессы не достигнут своего логического конца, пока страны «новой периферии» окончательно не займут свое место в системе глобального капитализма, в системе мирового разделения труда, пока не сложится воспроизводящаяся из поколения в поколение новая классовая структура. До тех пор, пока это не случится, левые в странах «новой периферии» могут быть лишь, как когда-то в аналогичной ситуации «Народная воля», авангардом армии без самой армии.
Против левых в странах периферии играет сам процесс глобализации, когда в ситуации сформировавшегося мирового рынка и открытости границ «первый мир» неизбежно высасывает из стран периферии (в том числе и «новой периферии») наиболее подготовленные, талантливые мобильные кадры, отнимая таким образом у левых периферии потенциальных неофитов. В прошлом не было подобной географической мобильности, не было мирового рынка рабочей силы — и даже в период классического капитализма трудовая эмиграция носила пусть и массовый, но чрезвычайный характер (бегство от голода в Ирландии, от еврейских погромов в царской России и т.п.) и являлась (в процентном отношении к общему числу трудящихся) исключением.
Наконец, левые в странах «новой периферии» находятся на самом первом, докружковом этапе развития — и лишь в самое последнее время наблюдается появление типичных кружков. Основной же формой существования наших левых являются секты и тусовки. Ситуация отягощена еще и тем, что на политической арене действуют крупные силы, архаичные по своему происхождению и характеру и необоснованно именующие себя левыми. В России это в первую очередь Коммунистическая партия Российской Федерации (КПРФ), в Литве — Социалистический народный фронт (СНФ). Фактически эти и другие аналогичные политические организации являются обломками советской «перестроечной» политической системы, порождением советской номенклатуры, той ее части, которая оказалась оттертой от самых больших кусков государственной собственности при разделе этой собственности. Эти политические организации, по экономической программе типично социал-демократические, по политической тактике популистские, паразитируют на «ностальгии по СССР» и апеллируют к присущей многим обывателям патерналистско-клиентельной психологии, совершенно не революционной. В России КПРФ к тому же является еще и клерикально-шовинистической, но это уже — дополнительный реакционный довесок, в принципе, необязательный для таких политических организаций. Все организации такого типа нацелены на парламентскую деятельность, на встраивание в буржуазную политическую систему. Все они оттягивают на себя и дезориентируют стихийных (то есть политически неграмотных) сторонников левых взглядов. Именно для этого они и нужны правящему классу. Я об этом уже неоднократно писал[12].