Оригинал

Сердце пустилось в дикую скачку, а трясущаяся рука невольно потянулась к вырезу на горловине, чтобы отыскать нужное место на артефакте. Но тут же и опустилась сама собой. Я должна верить, что это Грегордиан возвращается за мной, должна, и я верю в это до тех пор, пока перед моими глазами не предстанет доказательство обратного. Я схватила ладонь Илвы и сжала, кратко взглянув ей в глаза, так похожие на мои собственные, тем самым давая ей клятву поступить правильно, но умоляя дать мне ещё время. И она кивнула, стискивая пальцы в ответ, и мы обе опять уставились на стремительно приближавшегося дракона. Он летел в разы быстрее фоетов, просто несся как молния, и очень скоро я узнала знакомые цвета. Я не видела других драконов, так что позволила себе верить, что это Раффис. ещё через пару секунд разглядела фигуру всадника на его спине, и хоть черты еще были неразличимы, я уже знала, знала всем своим существом, что это мой деспот, мой мужчина возвращается за мной, чтобы забрать в свой дом. В наш дом. Меньше чем за минуту громадное тело дракона оказалось перед уступом, поднимая мощными крыльями такой вихрь, что едва не опрокинул нас с Илвой, и пришлось прикрыться от мелкого мусора, который, взявшись тут из ниоткуда, хлестал по лицу. Сквозь щель между пальцами я увидела, как Грегордиан совершил огромный прыжок со спины Раффиса на уступ и встал прямо перед нами. Выглядел он кошмарно. Обнаженный по пояс, грудь располосована, на плече след как от громадного укуса, вырвавшего кусок плоти, весь в копоти и засохшей крови, один глаз совершенно заплыл, зато второй сверкал мрачным торжеством на грязном лице, которое пересекала жуткая рана, идущая ото лба через переносицу к старому шраму на щеке. И как будто всего этого было недостаточно, в руке он держал окровавленную голову, судя по всему, Хакона. Шагнув ко мне ближе, деспот швырнул свой леденящий душу трофей мне под ноги и оскалился в улыбке, способной остановить сердце. Чужое — от страха, мое же — только от любви.

— Никаких тактических отходов, дорогая! — сказал он надсаженным голосом.

Мой варвар, мой зверь, монстр, предназначенный мне одной! Я рванула к нему, перепрыгивая его убийственное подношение и была надежно подхвачена в воздухе самыми желанными руками. Грегордиан вернулся, и это все, что имеет значение сейчас и будет главным в будущем, в котором вряд ли обойдется без повторения таких моих сводящих с ума ожиданий, как и его страхов за меня, вот такую слабую в жестоком мире Старших. Но мы оба сделали свой выбор, и нет во Вселенной силы, способной его изменить!

Эпилог

— Почему ты не хочешь мне рассказать, как все было на самом деле, Грегордиан? — Если бы кто-то другой проявил такую настойчивость, деспот наверняка был бы по меньшей мере раздражен.

Но не на свою будущую жену, нет. Конечно, у нее была потрясающая способность пробуждать его гнев, и делала она это довольно часто. Грегордиана временами просто из себя выводила эта ее парадоксальная манера видеть все под совершенно иным углом зрения. И самое поразительное — каким-то непостижимым образом и транслировать это ему, не давая игнорировать и заставляя переосмыслять некоторые вещи и реакции. Поступки, свои и окружающих, которые ранее, казалось бы, укладывались в правильный, накатанный годами сценарий, часто теперь не выглядели однозначными благодаря иногда всего паре замечаний, ввинченных Эдной в самый «подходящий» момент. И именно от этого его всегда с легкостью вспыхивающая ярость почти мгновенно оседала. Грегордиан все чаще поступал совсем не так, как привык, не следовал своей прямолинейной, годами отточенной логике, которая утверждала, что лучшее решение любого вопроса, упреждающее какие бы то ни было неприятности в будущем — это сокрушительный удар. Взять хотя бы тех же фоетов. Куда уж проще было бы их прикончить, чтобы не проболтались никому о том, где он спрятал женщин. Быстро, эффективно, абсолютно надежно. Даже в случае его поражения никто не узнал бы, где искать, до тех пор, пока Эдна не смирилась бы с тем, что он не придет, и не воспользовалась артефактом. Так нет же — пришлось вырывать языки и запирать в темнице, а все потому, что упрямая женщина едва не со слезами на глазах настаивала на том, чтобы сохранить им жизнь. Просила — получила! Летуны смогут болтать по-прежнему где-то через неделю, так чем она оказалась в итоге недовольна?