Оригиналы

— Приятно познакомиться, Наташа, — говорит женщина, забавно. У меня нет веских оснований думать так, но я не верю, что её имя Мэри. С другой стороны, я только что сказала ей, что я Наташа, уж кто бы говорил…

Насос продолжает ползти и леди продолжает болтать. Я пытаюсь остановить-и-перезапустить его; это не работает.

— Так ты отсюда? — спрашивает она.

— Мы переехали сюда, когда мне было девять, — говорю я, всерьёз рассматривая возможность просто пойти в школу и позволить Бетси разбираться с бензином позднее.

— Откуда вы переехали? — спрашивает-Мэри-или-как-её-там. В то время как я формулирую новую ложь в своём мозгу, бензобак звенит. Испытывая облегчение, я тяну за насадку и вытаскиваю её, затем возвращаю её в держатель. Экран спрашивает меня, хочу ли я квитанцию. Я ударяю по кнопке «Нет».

— Извините, — говорю я Любопытной Мэри. — Я опаздываю в школу.

— Хорошего дня… Наташа, — говорит она.

Я сажусь в машину и пристегиваюсь, затем объезжаю вокруг, мимо стороны женщины, и покидаю заправку. Я не уверена, что заставляет меня посмотреть, но я делаю это: маленький компьютер на её стороне застрял на экране приветствия. Я вспоминаю момент, когда она прибыла: я слышала звук, когда она нажала на выбранную кнопку или я просто предположила, что она заправилась, потому что она поместила насос в свою машину?

Более важно, чем то, что я помню, это то, что если она на самом деле не заправлялась, то что она делала?

Глава 19

Я посматриваю через плечо в течение следующих двух дней, но когда я не вижу Любопытную Мэри снова, я называю эту встречу случайной и двигаюсь дальше. К ночи Хэллоуинских Танцев я почти забыла о своём неловком разговоре со странной леди с бензоколонки.

Бетси и я помогаем Элле подготовиться к танцам. С двумя фенами, чтобы сделать это быстрее, мы берем каждая по половине головы и сушим её локоны. Затем Бет и я каждая со своей стороны берем желтоватое платье без бретелек, которое мы получили на еБей, а Элла ступает в него. Я чувствую себя как лесное животное, помогающее Золушке, но бальное платье Золушки было намного более чистое.

С черной лентой, которая попадает на самую узкую часть талии Эллы, её платье, вероятно, когда-то было хорошеньким. Но когда оно висело в чьём-то шкафу несколько лет, и однажды попав в наши руки, оно было брошено в грязь и преднамеренно разрезано так, чтобы служить прекрасным нарядом для Королевы Зомби-Бала.

— Ты выглядишь так жутко, — говорю я, улыбаясь.

— Она ещё даже не накрашена, — говорит Бетси дьявольски. — Подожди, пока она получит обнаженные мозги на лбу.

— Только не делай их слишком мерзкими, — говорит Элла. — Я не хочу оттолкнуть от себя Дейва.

— Это невозможно, — говорит Бетси. — Платье, может, и старое, но оно сделано для тебя. Он будет пускать слюни, вне зависимости от того, обнажены твои мозги или нет.

В восемь часов, Бет и я читаем в комнате отдыха, когда звонит мой шпионский телефон. Я смотрю на Бетси, и она улыбается, но её глаза не отрываются от страницы.

— Алло, — говорю я спокойно.

— Привет, Лиззи Би, — говорит Шон так тихо, что я с трудом слышу его.

— Почему ты шепчешь? — спрашиваю я, садясь на диване, потому что мне кажется, что мой голос звучит странно, когда я лежу.

— Я просто… Я не хочу, чтобы кто-нибудь услышал меня.

— Где ты? — с любопытством спрашиваю я.

— На крыльце.

Одновременно в панике и вне себя от счастья, я бросаю телефон и спрыгиваю с дивана.

— Что происходит? — спрашивает Бетси, глядя на меня с весельем.

— Шон здесь, — говорю я, выбегая из комнаты. Я сбегаю вниз по лестнице, скользя на середине спуска, и мчусь к парадной двери. Когда я бросаюсь её открывать, на крыльце никого нет.

— Эй! — шепчу я в темноту. — Шон?

— Привет, — шепчет он откуда-то слева. — Твоя мама здесь?

— И ты сейчас спрашиваешь меня об этом? — говорю я, выходя на крыльцо и глядя в сторону, откуда слышится его голос. Шон стоит в кустах и улыбается. Его волосы не просто торчат во все стороны, как обычно бывает; вместо этого они выглядят так, будто он резко тряхнул головой, и волосы остались в том же сумасшедшем положении. Блестящие космы, сплетающиеся на лбу, грозят скрыть глаза. Но, к счастью, у них не получается. В лунном свете Шон просто великолепен.

— Сюрприз, — говорит он.

— Ты сумасшедший! — Закатываю глаза, несмотря на то, что вне себя от радости от его прихода. — Иди сюда. — Он тихо выбирается из кустов и осторожно вытирает ноги о коврик, потом шагает внутрь. Шон снимает обувь, не спрашивая меня. Он одет в подходящие к праздникам носки в оранжево-черную полоску, которые на нем я считаю очаровательными. Он стоит там, держа в одной руке обувь, в другой — сумку, и смотрит на меня.

— Привет, — говорит он серьезно. На лестнице не горит свет, а мы как тени.

— Привет, — говорю я.

— Я правда сожалею, что вел себя как идиот на этой неделе, — шепчет Шон. — Я пришел, чтобы сказать тебе об этом.

— Не как идиот. Ты был просто… расстроен. Могу представить, каково тебе, и знаю, что терпеть Дейва нелегко.

Шон так близко ко мне, что я могу коснуться его носа своим.

— Я был идиотом. И сожалею об этом.