Орикс и Коростель

– А что такое моя воля? – Наверное, поняла, что он обиделся, и перестала смеяться. – Он научил меня читать, – тихо сказала она. – Говорить по-английски и читать английские слова. Сначала говорить, потом читать, у меня сначала не очень хорошо выходило, я до сих пор плохо говорю по-английски, но ведь надо с чего-то начинать, ты как думаешь, Джимми?

– Ты отлично говоришь, – сказал Джимми.

– Не надо меня обманывать. Вот так. Это много времени заняло, но он был очень терпеливый. У него была книжка, не знаю, откуда он ее взял, – детская книжка. Про девочку с длинными косичками и в чулках – это сложное было слово, «чулки», – и она везде бегала и делала что хотела. И мы про нее читали. Хорошая была сделка, потому что, Джимми, понимаешь, если б я не согласилась, я бы не могла с тобой сейчас разговаривать, разве нет?

– На что согласилась? – спросил Джимми. Он уже закипал. Окажись тут сейчас этот Джек, говна кусок, Джимми шею бы ему свернул – как носок выжал. – Что ты ему делала? Отсасывала?

– Коростель прав, – холодно ответила Орикс. – У тебя совсем не изящное мышление.

«Изящное мышление» – просто матсленг, снисходительный жаргон гениев от математики, но Джимми все равно обиделся. Нет. Он обиделся, потому что Орикс с Коростелем обсуждали его у него за спиной.

– Извини, – сказал он. Надо было головой думать, прежде чем ей грубить.

– Может, сейчас я бы и не стала так делать, но ведь я была ребенок, – сказала Орикс уже мягче. – Почему ты злишься?

– Я на такое не куплюсь, – сказал Джимми. Почему она так спокойна? Где ее ярость, как глубоко она сама ее запрятала и как вытащить ее на поверхность?

– На что ты не купишься?

– На эту твою идиотскую историю. Все так сладенько, все так мило, чушь какая.

– Если ты на это не купишься, Джимми, – сказала Орикс, глядя на него с нежностью, – то на что тебя купить?

У Джека было свое название для дома, где снималось кино. Он называл его «Деткилэнд». Девочки не знали, что это значит – английское слово, английская идея, – а Джек не мог объяснить.

– Ладно, детки, подъем, – говорил он. – Вот конфетки! – Иногда он приносил им конфеты, чтобы побаловать. – Хотите конфетку, конфетки? – говорил он. Это была шутка, но они ее тоже не понимали.

В хорошем настроении или под кайфом он давал им посмотреть фильмы с их участием. Они знали, когда он нюхал или кололся – он тогда был счастливее. Во время работы он любил включать поп-музыку, что-нибудь ритмичное. Называл это битом. Элвис Пресли или что-нибудь в этом роде. Джек говорил, ему нравится старая музыка, тогда, говорил он, у песен еще были слова.

– Возможно, я сентиментален, – говорил он, а девочки не понимали и терялись. Еще ему нравились Фрэнк Синатра и Дорис Дэй. Орикс выучила все слова песни «Love me or leave me»[18] еще до того, как поняла, что они значат. – Спой нам джаз Деткилэнда, – говорил Джек, и Орикс пела. Джеку очень нравилось.

– Как его звали? – спросил Джимми. Вот ведь хряк этот Джек. Джек – хряк. Хряк Джек. Легче, если обзываться, думал Джимми. Он бы шею этому Джеку свернул.

– Его звали Джек. Я же говорю. Он рассказал нам про себя английский стишок. Джек пошел гулять на речку, у него большая свечка.

– Я имею в виду другое имя.

– У него не было другого имени.

То, что они делали, Джек называл работой. А их называл работящими девочками. Говорил: работайте с огоньком. Говорил: старайтесь, надо работать лучше. Говорил: подбавьте джазу в игру. Говорил: играйте по серьезу, иначе больно будет. Говорил: наддайте жару, лилипуточки, вы же умеете. Говорил: один раз молоды бываем.

– Это все, – сказала Орикс.

– Что значит – это все?

– Все, что было тогда, – ответила она. – Больше ничего не было.

– А как же… они когда-нибудь…

– Они когда-нибудь что?

– Нет, они не могли. Ты была слишком маленькая. Не могло быть такого.

– Пожалуйста, Джимми, объясни, о чем ты спрашиваешь. – Такая невозмутимая. Ему захотелось ее встряхнуть.

– Они тебя насиловали? – Он это еле выдавил. Какого ответа он ждал, что хотел услышать?

– Почему ты хочешь говорить об ужасных вещах? – спросила она. Голос чистый, словно из музыкальной шкатулки. Она помахала рукой, чтобы высушить ногти. – Нужно думать о прекрасных вещах, изо всех сил. В мире столько прекрасного, если оглядеться. А ты смотришь себе под ноги, Джимми, там ничего нет, кроме грязи. Это для тебя самого вредно.

Она никогда не скажет. Почему это сводит его с ума?

– Это ведь не настоящий секс, правда? – спросил он. – В фильмах – это ведь вокруг него только игра? Правда же?

– Джимми, ты же сам знаешь. Любой секс – настоящий.

7

«Стройняшка»

Снежный человек открывает глаза, прикрывает, снова открывает и больше не жмурится. Кошмарная была ночь. Не поймешь, что хуже: прошлое, куда не вернешься, или настоящее, которое уничтожит, если вглядеться слишком пристально. А ведь есть еще будущее. Голова кругом.