Орёл в стае не летает

Некоторое время македонским воинам удавалось избегать открытого сражения. Но в какой-то день трибаллы с ожесточением напали на задние ряды, нанеся большой урон. Филипп приказал остановиться. Воины развернулись, фаланги ощетинились длинными копьями, сариссами*. Одновременно царь приказал вспомогательному отряду соорудить вал в виде полумесяца из брёвен, повозок и прочих предметов из дерева, после чего сооружение подожгли. Пока огонь горел и дым застилал трибаллам глаза – ветер дул в их сторону, – они ничего не могли предпринять, а македоняне тем временем организованно продолжили путь. Филипп до последнего надеялся, что удастся избежать схватки с трибаллами, он не хотел тратить на них силы и время, предполагая расправиться позже, когда он сам этого захочет.

И всё-таки избежать вооружённого противостояния не удалось. Враги приняли терпение Филиппа не как желание сохранить войско и добычу, а за нерешительность и трусость. Они всё-таки напали на македонян, а тем пришлось отражать натиск трибаллов. Боевой опыт и профессионализм воинов Филиппа оказался выше наглости трибаллов, сражение сразу сложилось не в пользу нападающих. Трибаллы уже были готовы прекратить сражение, начали в беспорядке отступать, как царь Филипп заметил невдалеке воина в лисьей шапке поверх шлема. Он бился в окружении телохранителей, отбиваясь от наседавших на него македонских воинов. Это мог быть только вождь! Филипп на коне ринулся в том направлении и неожиданно оказался без прикрытия своих гвардейцев – один среди врагов! Рослый трибалл, прикрывая вождя, неожиданно бросил копьё в Филиппа, которое пронзило его в бедро так, что острие вышло наружу и застряло в крупе коня. Конь взвился от боли и скинул царя, обливающегося кровью, на землю. Македонские воины, кто видел происходящее, ужаснулись: они подумали, что Филипп мёртв, они замешкались, среди царского окружения поднялась суматоха…

Наступление македонян захлебнулось, а трибаллы не растерялись. Воспользовавшись выгодной для них ситуацией, они вернулись назад и напали на македонский обоз, охраняемый на тот момент всего лишь вспомогательным отрядом. Разграбили его как успели и угнали с собой скифских пленных и весь скот, оставив македонян ни с чем.

* * *

И всё-таки поход в Скифию пошёл для Македонии на пользу. Царь Филипп ослабил скифов, предотвратив тем самым их вмешательство во Фракию, где сейчас появились македонские интересы. А трибаллы не представляли для Македонии серьёзной силы, поэтому царь Филипп мог теперь сосредоточить внимание на подготовке главного сражения в своей жизни – приведение Греции под своё собственное влияние.

Отец

Вечерняя тишина Пеллы взорвалась громким лаем собак, почуявших издали неясный шум. Через время люди услышали гул голосов, лошадиное ржанье, грохот обозных повозок – македонское войско возвращалось домой…

* * *

Царя на переносном ложе внесли в спальню: в походе врачи пролечили бедро неплохо, рана стала затягиваться, но Филипп, не способный оставаться долго в бездействии, начал ходить, пересиливая боль. Тотчас рана открылась и стала загнивать. Олимпиада, узнавшая о ранении мужа от гонца, решила не проявлять обеспокоенности, выжидала, пытаясь выяснить, как супруг поведёт себя дальше по отношению к ней. Пойдёт ли на сближение с ней ради сына.

Александр ожидал обнаружить отца беспомощным, прикованным к ложу. А он, когда увидел встревоженное лицо сына, привстал и, опёршись на локоть, прижал к себе и долго не отпускал. Потом произнёс бодрым голосом:

– Я горжусь тобой, Александр! Мне всё рассказал Антипатр. Ты показал врагам, что у царя Филиппа вырос наследник, готовый положить жизнь ради могущества Македонии. – Он поймал беспокойный взгляд сына. – За меня не волнуйся! Боги берегут меня, хотят, чтобы я успел найти для Македонии достойное место в ряду греческих городов. Видишь, афинский крикун Демосфен уже похоронил меня, а я живой!

Филипп откинулся головой на валик, устроенный под шею, перевёл дыхание; взмокший от пота лоб выдавал небольшое напряжение сил.

– Ты видишь, Александр, у меня нет одного глаза, сломана ключица и вот теперь рана в бедре. Но я не огорчаюсь, для меня боевые шрамы – лишь подтверждение, что я радею за свой народ и Македонию.

Вошёл Критобул, старый царский лекарь. Подошёл к Филиппу с причитаниями:

– Жар не спадает, а жар – от нагноения раны. Рана гноится от воспалённого мяса, разорванного копьём. От этого кровь изменяется и согревается, становится испорченной. Но жар скоро спадёт.

Он вытащил из-за пазухи чашу.

– А чтобы гной полностью исчез и наросло новое мясо, нужно мазать этим замечательным карийским средством.

Александр слышал от Аристотеля, преподавшего несколько уроков медицины, что так называлась мазь из Карии, приготовленная на кедровом масле, соединяющая воедино медь, свинец, мышьяк, чемерицу и настой из мух кантарид.

Критобул высушил рану губкой и осторожными мазками стал накладывать мазь. При этом говорил как бы сам с собой: