Орион

Если  искать  ее  основополагающий  принцип,  то  с  наибольшей полнотой  он  определен  известной  поговоркой:  «В  огороде  бузина, а  Киеве  дядька».  Капустник,  словесная  игра,  тоже  может  быть полноправным  участником  литературного  процесса,  но  все-таки тема  и  средства  не  должны  быть  совсем  разобщенными;  здесь  же они  не  просто  впали  в  противоречие,  между  ними  возник  настоя­щий  антагонизм.  Вряд  ли  стоило  мешать  картины  мировой  рево­люции,  международного  рабочего  движения,  химической  войны с  невероятными  похождениями  бывшего  матроса  Пашки  Словохотова,  который  вкупе  с  дрессированным  медведем  Рокамболем носится  по  нашей  стране,  по  морям  и  океанам,  по  разным  госу­дарствам,  то  в  сундуке,  то  на  крыле  самолета...  (А.  Бритиков нашел  любопытное  свидетельство  одного  из  критиков  тех  лет о  том,  что  Павел  Словохотов  существовал  на  самом  деле.  Это,  ко­нечно,  никакого  значения  не  имеет,  потому  что  в  главном  герое «Иприта»  нет  ничего  от  живого  человека.)  Пересказать  сюжет этого  произведения  невозможно  даже  в  принципе,  потому  что  со­бытий в романе слишком много, больше, чем по одному на страни­цу, а в тех местах, где особенно чувствуется экспрессивно-рубленый стиль  В.  Б.  Шкловского,  так  и  больше  чем  по  одному  на  каждую фразу,  вроде:  «Глава  42,  в  которой  НЬЮ-ЙОРКСКАЯ  БИРЖА ИСПЫТЫВАЕТ  ПОТРЯСЕНИЕ,  а  население  бежит  на  пляж* не  взяв  с  собой  купальных  костюмов...»

Из композиционных соображений мы начали с неудачи, но сам «Иприт»  родился  на  волне  шумного  успеха,  выпавшего  на  долю романа  Мариэтты  Шагинян  «Месс-Менд».  «Месс-Менд,  или  Янки в  Петрограде»  вышел  в  1923  году;  это  очень  веселый  и  лихо  зак­рученный  роман-сказка  и,  может  быть,  первое  в  нашей  стране антифашистское произведение.  Это был первый опыт М.  Шагинян в  столь  новом  для  нее  жанре,  и,  может  быть,  поэтому  в  первом издании  своего  романа  писательница  скрылась  под  псевдонимом, придумав  молодого  американца  Джима  Доллара  и  создав  ему  во вступительной  части  целую  биографию,  такую  же,  впрочем,  па­родийно-гротесковую,  как  и  все  остальное.  Ее  игру  поддержал тогдашний  директор  Госиздата  Н.  Мещеряков,  написавший лестное для автора предисловие. С тех пор писательница вставляла «Месс-Менд»  почти  во  все собрания  своих  сочинений, уже  ничего не  стесняясь.

Основная  идея  романа:  лишь  рабочие — подлинные  хозяева жизни,  потому  что  их  трудом  созданы  все  богатства,  все  вещи, все  земные  блага.

Основная  тема  романа —  международная  солидарность  тру­дящихся,  разоблачивших  и  обезвредивших  коварные  происки

империалистов  и  фашистов.

Основная  фантастическая  посылка  романа — вещи,  сделанные руками рабочих, другими словами, все вещи на свете  подчиняются и  служат  своим  творцам;  стоит  лишь  произнести  магическое заклинание  «Месс-Менд»,  и  они  будут  помогать  труженикам и  досаждать  их  врагам.

Главный  герой  романа — словно  взятый  из  народных  легенд неунывающий  рабочий-вожак  Мастер  Тинг-мастер  одаривает вещи  волшебной  силой  сопротивления.  «Замки,  самые  крепкие, хитрые  наши  изделия,— размыкайтесь  от  одного  нашего  нажима! Двери  пусть  слушают  и  передают,  зеркала  запоминают,  стены скрывают  тайные  ходы,  полы  проваливаются,  потолки  обруши­ваются,  крыши  приподнимаются,  как  крышки.  Хозяин  вещей — тот,  кто  их  делает...»

Союзу рабочих противостоит мрачный союз реакции, замышля­ющий  авантюры  против  собственного  пролетариата  и  молодой Советской  Республики,— прежде  всего  миллиардер  Кресслинг и фашист Чиче, Это мир уродов, и писательница доводит метафору о  том,  что  они  потеряли  человеческий  облик,  до  логического  пре­дела. Когда Чиче раздевают, оказывается, что степень дегенерации дошла у него до того,  что он  превратился в хищное кошкообразное существо...

Герои,  прибывшие  в  Советский  Союз,  чтобы  предотвратить вражескую  диверсию,  которая  должна  уничтожить  советских руководителей,  застают  не  тот  холодный  и  голодный  Петербург, в котором  молодая писательница сочиняла  романтическую сказку. «Может  быть,— вспоминает  М.  Шагинян,—  читатель  удивится тому,  как  описывает  Джим  Доллар  Петроград  23-го  года.  Разуме­ется, он  не был  и  не  мог быть таким,  и  его  чудесные лаборатории, Аэроэлектроцентраль  и  экспериментальные  заводы —  плод  автор­ской  фантазии.  Но  я  решила  описать  нашу  страну  такой,  какой она  мерещилась  мне  в  далеком  будущем,—  светлой  страной  непо­бедимой техники, величайших открытий, победы над голодом, кли­матом,  болезнями...»