Орион

В  «Открытии  Риэля»  сосуществуют  два  плана —  реальный и  воображаемый.  В  реальном  — молодой  большевик  Гелий,  попавший в  плен  к  белочехам,  ждет утра,  на  рассвете  его  расстреля­ют.  Вместе  с  ним  в  камере  находится  старый  доктор,  заподозрен­ный  в  сочувствии  коммунистам.  Из  сострадания  врач  погружает юношу  в  гипнотический  сон,  содержание  которого  и  составляет фантастическую  часть  повести.  В  этом  сне  Гелий  осознает  себя другой  личностью,  живущей  в  мире  под другим  солнцем  —  в  пре­красном  мире,  расположенном  на  нескольких  планетах,  где  нет войн,  нет  социальных  неурядиц,  а  люди  увлечены  духовными материями  —  наукой,  поэзией,  любовью.

Хотя  повесть  В.  Итина  мало похожа  на  традиционную  утопию типа  окуневской  —  повествование  переведено  в  романтический план,—  но  тем  не  менее  мимоходом  автор  набросал  социальные и  научно-технические  параметры  своей  «Страны»  («Преступ­ление  стало  невозможным,  как  ...  ну,  как  съесть  горсть  пау­ков»  или  «В  реторте  ...  впервые  зашевелилась  протоплазма, созданная  путем  синтеза...»).  Здесь  беглость  изложенных  при­мет  нельзя  поставить  автору  в  укор,  потому,  что  не  они  у  него главные.

В том  мире  Гелий  осознает себя  молодым  ученым  Риэлем,  сде­лавшим  великие  открытия.  Так,  он  изобрел  вещество  онтэ,  осво­бодившее людей  от оков тяготения,  сконструировал  аппарат,  с  по­мощью  которого  можно  заглядывать  в  прошлое  разных  миров. Картины  мироздания,  одна  величественнее  другой,  проходят перед  ним,  как  на экране.  При этом  он  видит  поступательное дви­жение материи:  «Мир идет не к мертвому безразличному простран­ству,  где  нет  даже  миражей  лучшего  будущего,  а  к  накоплению высшей  силы».  В  своих  скитаниях  по  космосу  он  наталкивается на  Землю,  и  кровавая  человеческая  история  предстает  перед  его взором,  заставляя  его  ужасаться  и  думать,  может  ли  он  помочь земному  человечеству.  Риэль  удостоен  самых  высоких  почестей, его  любит  самая  красивая  девушка  планеты —  очень  поэтично описанная  Гонгури.  Гелий  в  своих  грезах  и  всю  страну  назвал  ее именем.  Но  Риэль  ненасытен,  ему  всего  этого  недостаточно,  он хочет  проникнуть  в  сокровенные  секреты  Вселенной,  он  хочет достичь  немыслимого  совершенства,  и,  убедившись,  что  это  ему не по силам, решает уйти из жизни. Такой неожиданный сюжетный поворот,  резко  контрастирующий  с  предыдущими  жизнеутвер­ждающими  сценами,  видимо,  по  мнению  автора,  должен  был перекинуть мостик к трагической судьбе Гелия, иначе бы возникла обыкновенная  слащавая  сказочка,  «золотой  сон»,  навеянный несчастной  жертве.

Автор  «Открытия  Риэля»  станет  через  несколько  лет  одной из  заметных  фигур  в  литературной  жизни  Сибири,  центром  при­тяжения  ее  культурных  сил,  редактором  журнала  «Сибирские огни».  Он  много  путешествовал  и  написал  книги  о  первых  оте­чественных  летчиках...  Сейчас  его  произведения  переизданы.

Следующая  утопия,  которая  может  задержать  наше  внима­ние,—  «Через  тысячу  лет»  еще  одного  инженера,  В.  Д.  Николь­ского  (1926).  Профессия автора, кстати, выносилась на титул кни­ги;  очевидно,  издатели  считали,  что  это  придавало  особую, досто­верность  повествуемому.  На  первой  же  странице  мы  обнаружи­ваем  традиционную,  можно  сказать,  серийную  (на  рисунке  она похожа  на  батискаф)  машину  времени,  которая  без  приключений переносит  героев  в  XXX  век.

Знакомясь  в  этой  книге  с  приметами  еще  одного  блистающего мира,  мы  особенно отчетливо  обнаруживаем,  как  трудно  сочинять утопии,  как  трудно  изобретать  что-нибудь  принципиально  новое даже  да  бумаге.  Конечно,  мир,  открывшийся  перед  нашими  сов­ременниками,  лучше,  еветлее,  чище,  богаче  нашего,  но,  пожалуй, мы не найдем  в нем  ничего такого,  чего не было бы  полвека  назад, хотя  бы  в  наметках,—  только  в  книге  выглядит  все  больше,  быст­рее,  сильнее — фантазия  автора  движется  по  отполированным рельсам прямой экстраполяции.  «Я видел пресс, шутя плющивший глыбу  стали  величиной  с  добрый  вагон,  токарный  станок, бесшумно обтачивающий  длинный стальной  вал,  толщиной  в  рост человека  и  весом,  наверно,  не  в  одну  сотню  тонн...»  Автору  не приходит  в  голову,  что  такие  бессовестные  расточители  металла, как  токарные  станки,  исчезнут  много  раньше  чем  через  десять веков...