Орион

Все  это  изобретается  в  новой  стране  по  имени  Чингрду  на месте  бывших  пустынь  Средней  Азии,  превратившихся  ныне в  цветущий  сад.  Вызывает  удивление,  однако,  что  достижения новой  страны  совершались  как  бы  втайне  от  остального  мира. И  когда  в  нее  прибывает  американский  корреспондент  Бард  Ли, его  репортажи  явились  для  Запада  полнейшей  неожиданностью. Миссии  Барда,  заметим,  никто  не  препятствовал,  наоборот;  так что  остается-  непонятным,  почему  у  него  не  нашлось  ни  одного предшественника,  который  бы  полюбопытствовал  заглянуть,  что же это делается на берегах Амударьи...  «Сегодня получил обе Ваши книжки  и  тотчас  же  прочитал,—  писал  Горький  С.  Григорьеву из Сорренто.—  «Гибель  Британии»  весьма понравилась и удивила меня  густотой  ее  насыщенности,  ее  русской  фантастикой,  остро­умием.  Пожалел,  что Вы не использовали  «Геохимию»  В.  И.  Вер­надского,  его  гипотеза  открывает  широчайший  простор  воображе­нию  художника».

4

Чтобы  не  совсем  нарушать  общепринятого  представления о  фантастике  как  средстве  для  развлечения,  перейдем  к  более забавным  историям.  В  первой  половине  20-х  годов  возник  весьма своеобразный  жанр,  получивший  ироническое  наименование «красного Пинкертона»,  и,  хотя он  числится по истории детектив­ной  литературы,  к  нашей  теме  он  имеет  прямое  отношение, так  как  детективные  элементы  в  нем  почти  всегда  были  заме­шаны  на фантастической  посылке.  И  надо заметить,  что детектив­ная  сторона  чаще  всего  повторяла  нелучшие  западные  образчики, а  вот  фантастика  была  своей,  незаемной.

Для  нас  Пинкертон  и  пинкертоновщина  стали  нарицательным обозначением  бульварщины,  но в то время этот лозунг,  надо пола­гать,  казался  приемлемым  в  попытках  создать  увлекатель­ную приключенческую литературу для юношества на таком  необозримом,  богатом  приключениями  материале,  как  революция, гражданская  война,  международная  солидарность  трудящихся, борьба  с  нарождающимся  фашизмом...  Об  этом  свидетельствует М.  С.  Шагинян  в  статье  «Как  я  писала  «Месс-Менд».

Большинство  произведений  упомянутого  жанра  сейчас  вряд ли можно читать без не предусмотренного авторами смеха; впрочем, можно  предположить,  что и  в  те  времена  авторы  не  сохраняли  на лицах скучливой серьезности, бросая своих героев в каскады неве­роятных приключений. Это была игра, была попытка растормошить читателя,  не  всегда  удачная,  но  чаще  всего  задорная.  За  перо охотно  брались  весьма  уважаемые  литераторы.  В  «Записках старого  петербуржца»  Льва  Успенского  есть  превосходное  место, где  рассказывается  о  том,  как  они  с  приятелем  трудились  над сочинением  подобного  романа.

«Ни  разу  нас  не  затруднило  представить  себе,  что  было  «во мраке  чернильной  ночи»:  там  всегда  обнаруживалось  нечто  не­мыслимое.  Мы  обрушили  из  космоса  на  Баку  радиоактивный метеорит.  Мы  заставили  «банду  некоего  Брегадзе»  охотиться  за ним.  Мы  заперли  весьма  положительную  сестру  этого  него­дяя  в  несгораемый  шкаф,  а  выручить  ее  оттуда  поручили  со­баке.

То  была  неслыханная  собака:  дог,  зашитый  в  шкуру  сенбер­нара,  чтобы  между  этими  двумя  шкурами  можно  было  переправ­лять  за  границу  драгоценные  камни  и  шифрованные  донесения мерзавцев.  При  этом  работали  мы  с  такой  яростью,  что  в  одной из глав романа шерсть на спине этого пса дыбом встала от злости  — шерсть  на  чужой  шкуре!»

Как  это  ни  странно,— а  может  быть,  вовсе  не  странно,—  но книга  была  издана —  под  псевдонимом  Л.  Рубус,  под  названием «Запах  лимона»,  в  Харькове.  За  полной  библиографической  ред­костью  этого  издания  точную  дату  его  выхода  самому  автору воспоминаний установить не удалось.  Но в Ленинской  библиотеке экземпляр  все-таки  сохранился —  «Запах  лимона»  вышел  в  1928 году...

Чтобы еще более расширить представление о том, что это была за литература, остановимся на романе, который немногим отличал­ся  от  «Запаха лимона»,  назывался  он  «Иприт»,  был  написан  Все­володом  Ивановым  и  Виктором  Шкловским  и  выпускался  в  1925 году  центральным  издательством  страны  отдельными  тоненькими выпусками  с  немалым  по  тем  временам  тиражом  — 30  тысяч экземпляров.  Можно  думать,  что  были  читатели,  которые  охоти­лись  за  этими  выпусками,  что  именно  такая  книга  определяла их  круг  чтения.