Оркестр меньшинств

Они опять проехали по необычной дороге, поднялись на громадный мост, потом спустились по небольшому съезду, выложенному кирпичами ложковой кладкой. Когда машина подъехала к границе, за которой начинался городок (по крайней мере, ему показалось, что это граница), по обе стороны появились густые заросли, солнце словно опустилось ниже, и его жар – причина миража над дорогой – создал иллюзию, будто машина вдруг нырнула в воду. Но вскоре этот обман зрения рассеялся, и они оказались на узких улицах города. Машина со скрежетом обгоняла другие, она подпрыгивала так, что даже мысль о Ндали оставила его, мысль, которая лежала, словно ребенок в люльке, в его мозгу, принялась бешено перекатываться от одной стенки к другой. Он попытался усмирить ее, но не смог.

Осимириатаата, трудно описать тот мир, который несет эта конкретная надежда человеку, потерпевшему жестокое поражение. Это возвышенное заклинание души. Это та невидимая рука, которая поднимает человека с утеса над горящей бездной и переносит на дорогу, с которой он сбился. Это веревка, которая вытаскивает тонущего человека из глубокого моря и поднимает его на палубу корабля, где он может вдохнуть свежего воздуха. Вот что дала моему хозяину медсестра. Но, как я видел много раз прежде, руки, которые кормят цыплят, – те же самые руки, которые их убивают. Такова тайна мира, тайна, которую мы с моим хозяином познали в этой чужой стране. Но я должен передать ее всю, со всеми подробностями, Эгбуну, потому что этого ты и требуешь от нас, когда мы предстаем перед тобой здесь, в светозарном суде Беигве.

Когда мы прибыли в город, из которого он пришел четыре дня назад с душой, истекающей кровью, его сердце так потеплело, его радость загорелась так ярко, что он захотел сделать фотографию этого места. И, прежде чем войти, он спросил, есть ли у Фионы камера в телефоне.

– Есть-есть, – сказала она. – Это «Блэкберри».

– О'кей, – отозвался он.

– Хочешь сделать фото?

Он кивнул и улыбнулся.

– Ха! – сказала она и шумно выдохнула через рот. – Ты мне даже не можешь сказать, что тебе нужна фотография? Ты робкий человек.

Она сфотографировала его со сложенными на груди руками, потом – показывающего на световую вывеску на фасаде из белого мрамора, потом – с раскинутыми в стороны руками. Он посмотрел на эти свои фотографии, где выглядел таким счастливым, и они ему понравились.

– Я пришлю их на твою электронную почту.

Он согласился. Когда они вошли внутрь, часть его разума была занята мыслями о Ндали, о том, как ей понравятся фотографии. Другая часть восхищалась великолепием здания – кроваво-красными коврами с изображениями тигра, узорчатыми светильниками, устройствами непонятного назначения и телевизионными экранами. Он перестал думать обо всем этом, когда пошел по узкому коридору следом за Фионой, чьи ягодицы исполняли соблазнительный танец, что, вероятно, объяснялось фасоном туфлей – Ндали называла такие «подошвами». А под белым платьем угадывались очертания ее трусиков.

Эбубедике, его удивили странное, неожиданно частое биение его сердца от этого зрелища и неожиданный беспощадный удар вожделения в пах. Для него это было подобно вспышке пламени, такой быстрой и неестественной, что он остановился, пораженный.

Она, словно подозревая, что случилось, повернулась к нему:

– Соломон, я тебе сказала, сколько он будет тебе платить, да?

– Так оно, Фиона.

– О'кей, пусть пока так. Потом мы сможем увеличить. Genau?

Он кивнул. Теперь он пошел рядом с ней, и вскоре они оказались перед дверью в кабинет менеджера. Но желание осталось, даже против его воли. Сколько ей может быть лет? – думал он. У нее было тело молодой женщины, которой слегка за тридцать, но на шее виднелись морщинки, что говорило о другом. Да и на ногах кожа была не такая уж гладкая. Но он все еще не умел определять возраст белых людей, он о них мало знал.

Они вошли через стеклянную дверь в кабинет, где за столом сидел человек, внимательно вглядывавшийся в экран компьютера. Компьютер, Чукву, – это инструмент, который много чего может. Он может собирать информацию, служит средством коммуникации с людьми, которые находятся далеко-далеко, и еще много чего делает. Когда компьютер становится обыденным среди детей драгоценных отцов, он еще больше отрывает их от предков. Отцы холмов и земель, обитатели Аландиичие, плачете ли вы оттого, что алтари икенга заброшены? То, что ты видел, – еще цветочки. Тебя беспокоит, что твои дети не соблюдают оменала? Эта вещь, коробка света, в которую смотрит сейчас белый человек в кабинете, принесет тебе еще больше горя, дай только срок.