Оркестр меньшинств

Турецкие люди не понимают английский. Совсем не понимают. Если даже просто скажешь им «иди» они не поймут. Только немногие понимают. И таксист, который меня вез, не понимал английский. Когда мы приехали в унивирситет, мне было очень страшно. Я молился Богу, чтобы все это оказалось ниправдой. Но они не смогли найти мое имя. Я нашел плату только за один симестр то что Джамике заплатил за меня, хотя я дал ему в переводе почти 5000 евро как за два семестра обучения, так и за размещение. А еще деньги, которые я ему дал, чтобы открыть для меня счет в банке. Он с ними убижал. И вот из 6500 евро на меня он использовал только 1500. С остальными он убижал. Со всем что я дал убежал. Со всем, что мне заплатили за дом и птицу.

– Читай, я говорю, читай, или я тебе горло перережу! – закричал мой хозяин, размахивая ножом.

– Могу я здесь остановиться, брат?

– Если ты не будешь читать, я разобью тебе голову!

Он бросил нож в угол комнаты и со всей силы ударил Джамике по лицу. Тот с криком, прижав руки ко рту, упал с табуретки.

Он с такой силой ударил Джамике, что у него костяшки пальцев заболели. Теперь он держал эту руку в другой и дул на нее, чтобы смягчить боль. Он чувствовал, что своим ударом сломал какую-то кость на лице Джамике, хотя и не знал, какую именно, но одна эта мысль утешала его.

– Клянусь богом, который меня сотворил, – сказал он между двумя глубокими вздохами, вздымавшими его грудь. – Я тебя убью, если ты не дочитаешь до конца. Клянусь богом, который меня сотворил. Ты должен знать все, что произошло.

Агуджиегбе, убийственная ярость и в самом деле вернулась, и мой хозяин в одно мгновение стал неузнаваем даже для меня, его верного чи. Он ходил из конца в конец комнаты, а человек на полу лежал бездвижно с закрытыми глазами, кровь вытекала из уголка его рта. Солнце зашло и скрылось из мест обитания живых людей. Свет от его отступающей тени погрузил все в сумеречное вместилище.

Мой хозяин остановился перед единственным настенным зеркалом в комнате и увидел себя в нем. Он увидел, как ярость может захлестывать его. Он увидел словно запечатленную в зеркале способность оскорбленного человека нанести ущерб другим, если он не обуздает свои страсти. С этой мыслью его ярость ушла, и он вернулся к своему стулу.

Эбубедике, мир недаром так стар – тому есть причины. Возможно, каждый день в каждой стране среди каждого народа на протяжении всего времени люди сталкиваются лицом к лицу со своими мучителями. То, что человек вырезает руками, он будет носить на своей голове. И опять, как говорят великие отцы, голова, сунувшаяся в осиное гнездо, получает осиное жало. Духи-хранители человечества, мы должны помнить об этом. Дети людей должны слушать нас, слушать это, эту историю, истории их соседей и знать: за все приходит наказание, за любое действие, за любое небрежно оброненное слово, любую нечестную сделку, любую несправедливость. За всякое зло приходит возмездие.

Человек, ты берешь собственность соседа со словами: «Ой, да он ничего и не заметит!» Так вот, поберегись. В один прекрасный день он может застать тебя за воровством и потребовать справедливости. Человек, ты ешь то, что не сажал? Поберегись. В один прекрасный день оно может подействовать на тебя как слабительное. Каждый человек должен услышать это. Говорите об этом на рыночных площадях, в магистратах, на улицах больших городов. Говорите об этом в школах, на собраниях старейшин. Говорите об этом дочерям великих матерей, чтобы они могли рассказать своим детям. Говори, мир, говори! Говори им: в конце наступит расплата. Они должны повторять это, как гимн. Они должны говорить об этом с верхушек деревьев, с горных вершин, с гребней холмов, на берегах рек, на базарах, на городских площадях. Они должны повторять это снова и снова, и в конечном счете не важно, как долго придется ждать. Расплата. Непременно. Наступит.