Орленев

к нему поехал и многому у него научился. Уроки Бабикова

можно свести к нескольким правилам: выучить текст до послед¬

ней запятой, разбить его в последовательности движения сюжета

на простейшие действия и, уединившись, с закрытыми глазами,

не произнося вслух ни одного слова, мысленно проиграть цели¬

ком роль в ее зримой предметной наглядности, записывая те ми¬

зансцены, в которых ты уверен. С тех пор Орленев стал пользо¬

ваться записной книжкой, которую, по словам И. Вронского,

всегда держал при себе, «на лету схватывал какую-нибудь мысль,

деталь и сейчас же записывал»4. К сожалению, не все эти книжки

нам удалось разыскать.

Примерно в то же время в жизни Орленева случилось еще

одно событие. До сих пор мы называли его Орленевым по автор¬

скому произволу, как бы забегая вперед, потому что он был еще

Орловым, как и значилось в приходской метрике, и только летом

1887 года произошло его второе крещение. Почему он взял этот

псевдоним? Журналисты в театральных изданиях дореволюцион¬

ных лет ссылались на мотивы благозвучия. Любопытно, что Тол¬

стой и Чертков в переписке дали свою транскрипцию его фа¬

милии — Орленьев, таким образом подняв его из крестьянского

сословия до высоких дворянских степеней (Вельяминовы, Олсуфь¬

евы, Захарьины). Сам Павел Николаевич объяснял свой выбор

тем впечатлением, которое на него произвел роман Волконского

и его белокурый герой Орленев. Прозаик, драматург, автор пьесы-

пародии «Принцесса Африканская» (знаменитая «Вампука»),

с успехом поставленной театром «Кривое зеркало», М. Н. Волкон¬

ский приобрел известность главным образом как сочинитель книг

на исторические темы. Это были многостраничные подделки в духе

дюма-отцовской романтики и авантюры, перенесенной на русскую

почву. Специальностью Волконского стал XVIII век, особенно

конец его, драматизму которого в этой беллетристике обязательно

сопутствовала тайна и роковые предначертания судьбы. По такой

схеме написан и его ранний роман «Записки прадеда», главный

герой которого — Сергей Орленев5.

* В блокноте, куда Орленев вносил свои мысли и наблюдения во время

работы над мемуарами, есть такая запись: «Раньше ни Рабиса, ни Бюро

не было, антрепренеры выбирали в коридорах гостиницы по мордам. Кто

понравился — зовет, и ведет переговоры. Здорово торгуется. Прибавляет

но два-три рубля».

Молодой блестящий дипломат Орлепев оставляет службу

в Лондоне и по семейным обстоятельствам возвращается в Пе¬

тербург, где попадает в атмосферу борьбы партий Потемкина и

Зубова, дворцовых интриг и светского времяпрепровождения.

Параллельно с этой явной, вынесенной наружу жизнью идет

и другая — скрытая, тревожно-загадочная, впрямую связанная

с нравственной философией масонства и его обрядностью. Зани¬

мательный рассказчик, Волконский не скупится на декорации,

перемешивая подлинные факты истории с вымыслом; перед нами

мелькают портреты Екатерины II, Потемкина, англичанина Пит-

та-старшего, музыканта-провидца, как будто взятого у Гофмана,

сановников, авантюристов, кокоток и т. д. Есть здесь и отчаянная

любовь с первого взгляда. Но я не думаю, чтобы этот расхожий

романтический реквизит мог вскружить голову Орленеву, тогда

уже прочитавшему романы Достоевского. Не правильней ли пред¬

положить, что в «Записках прадеда» его привлекла помимо внеш¬

ней декоративности героя навязчиво проведенная через весь ро¬

ман мысль о воспитании воли слабого человека, одолевшего эту

слабость: «Не тот соблазн побежден, который обходишь, а тот по¬

бежден, которому идешь навстречу и не поддаешься». Сентенции

Волконского по поводу воспитания духа, очевидно, сильно задели

молодого актера. Орленев в романе, когда это требовалось, прояв¬

лял завидную твердость характера, Орленев в жизни был подвер¬

жен сомнениям и колебаниям и выбрал себе псевдоним в некото¬

ром роде для нравственного образца, а может быть, и для

острастки.

Рижский сезон длился недолго, театр дал пятьдесят пять спек¬

таклей, и труппа распалась. Почему провалилась антреприза Ба¬

бикова? Немецкие газеты, выходившие в Риге, упрекали в равно¬

душии русскую публику. Русские газеты ссылались на «неудовле¬

творительный состав» труппы, бедной «заметными дарованиями».

Задолго до этой дискуссии, еще в начале сезона, в «Рижском

вестнике» появилась рецензия на постановку «Кина», где после

похвал Бабикову, исполнявшему заглавную роль, подробно гово¬

рилось об успехе Орленева. Это первое известное мне упоминание

в печати его фамилии и первая оценка его игры, положившая на¬

чало большой критической литературе, насчитывающей тысячи