Читаем Орленев полностью

матрасов и полки из шкафов и жгут их в печках. Их изобрета¬

тельность неистощима, и доведенный до отчаяния хозяин в конце

концов прощает им долги и даже дает деньги на переезд — с од¬

ним условием, чтобы они поселились в гостинице его ближай¬

шего соседа и злейшего конкурента. В другом случае, издержав¬

шись и задолжав квартирным хозяевам, Орленев и его товарищи

придумывают такую инсценировку: они пишут записку, где про¬

сят никого не винить в их смерти, а сами преспокойно через окно

сматываются с вещами в неизвестном направлении. Хозяева, поч¬

тенные старички, в отчаянии: групповое самоубийство! Полиция

их успокаивает — просто обман! Хроника жизни Орленева в годы

его службы в провинции полна таких мистификаций. Он любил

рассказывать эти истории, не боясь их приукрашивать, и у каж¬

дой из них появлялось несколько вариантов, обычно вполне моти¬

вированных и уместных. Одним из благодарных слушателей этих

историй был Чехов, он ценил наблюдательность Орленева, равно

как и его фантазию.

С первого взгляда такая жизнь с ее дерзкой и удачной игрой

может показаться сплошным праздником; приглядевшись внима-

тельней, замечаешь ее теневые стороны. В озорстве Орленева и

его друзей есть одна повторяющаяся черта — все вертится вокруг

рубля. Вот когда мы можем оценить смысл слов А. И. Южина-

Сумбатова о жалком положении провинциального актера, кото¬

рый «за рубль, дающий возможность пообедать, готов идти хоть

в кормилицы» 8. Веселая эксцентрика была для Орленева родом

потребности, чертой натуры, но тяготы жизни, как он тому ни

противился, коснулись его юмора, и сквозь милую ему беспеч¬

ность прорывалась трагедия. У анекдотов, которые он рассказы¬

вал Чехову, был привкус горечи. Этот привкус есть и в книге

Орленева. Ведь какое здесь соотношение: анекдотически житей¬

ский элемент, связанный с каждодневной борьбой за существова¬

ние, с гримасами и курьезами этой борьбы, явно берет верх над

элементом собственно творческим, относящимся к искусству ак¬

тера. Забавные истории первых семи лет его скитаний с их голо¬

вокружительной интригой и неожиданными развязками хорошо

ему запомнились, а роли — он вел их счет тогда на десятки,—

если они не были связаны с какими-либо внешними происше¬

ствиями, промелькнули без следа. За вычетом нескольких скром¬

ных водевилей. Даже о Хлестакове он упомянул вскользь. А ведь

актерская техника Орленева развивалась стремительно, от года

к году, и даже не очень сведущая критика отмечала его в составе

довольно сильных провинциальных трупп.

В октябре 1888 года «Нижегородский биржевой листок» в ре¬

цензии о «Лесе» выразил недоумение, почему Орленев, хорошо и

на свой манер сыгравший Буланова, даже «не попал в список

действующих лиц, напечатанных в программе»9. Газета не вы¬

сказывала никаких прогнозов на его счет, но писала о нем со

всей доступной ей серьезностью. Полтора года спустя «Виленский

вестник» пошел уже гораздо дальше и предсказывал Орленеву,

правда, в несколько меланхолическом тоне, большое будущее.

Случилось так, что после «Коварства и любви» театр поставил

для дивертисмента водевиль, сочиненный местным актером Ува¬

ровым, и в этом водевиле, как сказано в газете, «фигурировал

аксессуарный актер г. Орленев». Аксессуарный — значит сопут¬

ствующий, второстепенный, тем не менее рецензент «Виленского

вестника» писал, что «этот театральный юноша» заслуживает

особого внимания, потому что в нем сказывается «зародыш буду¬

щего». Но как пойдет его развитие? «Школа, выправка и труд»

принесут ему признание («из него выработается что-нибудь дель¬

ное»). Правда, он может склониться к легкому пути и «сломя

голову» играть без разбора все что придется, тогда «театральные

волны» унесут его «вниз по течению» 10. Для такого скептицизма

были основания. Ведь Орленева ждали тяжелые испытания про-

винциалъных сезонов с их, говоря по-современному, поточно-кои-

вейерной непрерывностью, погубившей немало больших талан¬

тов. И, может быть, ему повезло, что он не сразу нашел свое

призвание и переиграл много случайных, нейтрально-типажных

ролей, не задевших его нравственного чувства. Конечно, и для

игры в «Майорше» Шпажинского и «Второй молодости» Неве-

жина тоже нужны были талант и профессиональная тренировка.

И Орленев не жалел усилий, показывая уже сравнительно высо¬

кий класс техники, но дух его, как бы бессознательно оберегая

себя, дремал в ожидании и предчувствии будущего.

За семь лет он объехал половину России, ее север, ее юг, ее

западные губернии. Вологда, Рига, Полоцк, Нижний Новгород,

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное