Орлята Великой Отечественной…

Тогда, в годы войны, было мне 14–17 лет, и что ни говори, а все окрашивалось определенным юношеским легкомыслием — по отношению к своим (да и чужим порой) бедам. Это тоже правда психологии, возраста, времени, и я, как мог, старался ее передать в первых своих романах.

Константин СИМОНОВ:

Московские подростки зимы 41 и 42 года! (…) Они были тоже защитниками Москвы, как и их взрослые братья, сестры, отцы.

Юлий ВАНАГ:

…Подмосковные бои. Гитлеровцы уже отброшены за Клин. Мы отбили у них Наро-Фоминск. Выкуриваем из каждой деревни, из каждого населенного пункта. И вот новогодняя ночь, ночь на 1 января 1942 года. (…) Получен приказ: двум полкам и минометному батальону нашей латышской дивизии "просочиться" через линию фронта и ударить по врагу, захватившему город Боровск, с тыла.

Вёл нас местный паренек, хорошо знавший каждый овраг и лощину, каждую рощицу и перелесок. Стоял лютый мороз — до сорока градусов. Мы шли гуськом, длинной вереницей, брели без шума и на ходу засыпали… Дальше были бои, в результате которых город Боровск был освобожден, противник отброшен далеко на запад.

Навстречу подвигу

В Великой Отечественной войне советская молодежь проявила высокое сознание своего долга перед Родиной и несокрушимую волю к разгрому врага. Она явилась достойной преемницей героических традиций нашего народа, боевых традиций партии большевиков.

Из Приветствия ЦК ВКП(б) в день двадцатипятилетия ВЛКСМ

Яков ЛОЙКО СЕРЖАНТ В ОДИННАДЦАТЬ ЛЕТ

Семья Полянских жила в поселке Сурское Ульяновской области. Когда напали на нашу Родину фашисты, Стасику было семь лет.

Отец — политработник — воевал на Западном фронте. Добровольно ушел на фронт и семнадцатилетний брат Геннадий. Стасик тоже мечтал попасть на фронт, бить фашистов: "Буду партизаном или разведчиком!" — решил он.

И восьмилетний мальчик сбежал из дома.

Как "сироту", его то и дело определяли в детские дома. Но он там долго не задерживался. Два-три дня — и опять в дорогу. Его целью был фронт.

На запад беспрерывным потоком шли воинские эшелоны. Стасик слезно просился, но его не брали. Как-то в сторону фронта направлялся воинский эшелон с кавалерийской частью. Мальчик тайком от часовых спрятался на одной из платформ между тюками прессованного сена. Солдаты разоблачили "зайца", но сжалились над "сиротой". В пути кормили его, тронутые выдуманной малышом легендой: "Мама умерла, папа на фронте…"

Был январь сорок третьего года. Стасик переживал первые солдатские невзгоды. Пронизывающий холод заставлял его в такт колесам выстукивать зубами дробь.

Однажды, проснувшись ночью, он увидел, что эшелон стоит на полустанке. Над головой сверкали холодные звезды. Кругом ни души, тихо. Слышалась канонада. Мальчугану стало страшно. Он вспомнил маму.

Одиночество его страшило больше отдаленной стрельбы. "Куда девались солдаты?" — размышлял он. Следы от повозок и отпечатки лошадиных копыт на снегу уходили в сторону фронта. Стасик шел долго, пока колючий морозный ветерок не донес до него резкий запах хлеба. Мальчик почувствовал голод. Он подходил к украинскому селу, то и дело втягивая в легкие аромат свежего хлеба. Запах привел его к полевой армейской хлебопекарне (ее называли тогда ПАХ).

На территории ПАХ он увидел девушек в военной форме. Они с любопытством рассматривали грязного, давно не стриженного оборвыша. "Кто он? Откуда?" — интересовались все. Ответ был заученный: "Из Ленинграда, мама умерла, папа на фронте…" Девушки с материнской лаской отнеслись к пареньку. Обмыли, накормили, а потом одели его в форму офицера Советской Армии, нацепив ему погоны старшего лейтенанта. Начальник армейской хлебопекарни, худощавая, еще молодая женщина, была лейтенантом. Но девушки, отдавая предпочтение единственному "мужчине" в их коллективе, единодушно "присвоили" Станиславу "старшего лейтенанта".

Девчата выполняли тяжелую мужскую работу, сутками не отходили от печей. Фронт требовал хлеба. Бесконечной вереницей машины, подводы шли за хлебом. Со многими солдатами Стасик завел дружбу. Фронтовики подарили ему боевой нож, пистолет, обещали взять на передовую.

Погоны старшего лейтенанта Стасик носил недолго, сам потом сменил их на погоны рядового. Стал понимать, что для настоящих солдат он вроде игрушки. При встрече фронтовики шутя козыряли ему, прося разрешения как у старшего по званию обратиться к начальнику ПАХ.

Армейская хлебопекарня находилась в двух десятках километров от передовой. Стасик часто слышал отдаленные громовые раскаты боя и решился…

Однажды ночью он забрался под брезент груженной хлебом машины и вскоре был на передовой. Его хотели вернуть в ПАХ, но мальчишку невозможно было ни уговорить, ни поймать. Он кочевал по передовой из одной части в другую. Наконец по приказу старшего командира 6 февраля 1943 года он был зачислен в разведвзвод 37-го полка 5-го Донского казачьего корпуса. Солдат здесь называли казаками, его, Стасика, — казачонком. Как и всем, ему дали лошадь.