Орлята Великой Отечественной…

Приблизившись, катерники открыли по вражескому судну артиллерийско-пулеметный огонь. Противник резко прибавил ход, намереваясь уйти под защиту береговых батарей, находившихся в районе Реней-Зунда. Однако сделать это гитлеровцам не удалось. По приказу командира катера усилили огонь по судну — это был дрифтер-бот. Снаряды прошили корпус. Капитан заметно сбавил ход, а затем и совсем остановил свое судно.

Сноровисто развернувшись у кормы лежащего в дрейфе вражеского судна, "двести восемнадцатый" плотно приткнулся к его борту.

— Боцман, действуй, — приказал командир. — Есть возможность взять "морского языка".

— Есть! — громко ответил Зорин и тут же скомандовал: — Зимовец, Минин — за мной!

Уже через секунду моряки с автоматами в руках прыгнули на палубу дрифтер-бота.

Немцы были ошеломлены дерзкой смелостью советских катерников; понимая, что сопротивление бесполезно, подняли руки и стали вылезать из укрытий: кто из рубки, кто из кубриков, кто из машинного отсека…

Боцман Зорин приказал комендору Зимовцу заложить в трюм дрифтер-бота взрывпатроны. Потом все, в том числе и пленные гитлеровцы, спустились на катер. Зорин доложил:

— Порядок, товарищ командир!

Сняв команду с дрифтер-бота, "двести восемнадцатый" отошел, набирая скорость. Вся эта операция заняла десять — двенадцать минут. Наблюдатели береговой батареи сначала, видимо, не поняли, в чем дело, а когда оценили случившееся и открыли огонь по советскому катеру, то он был уже далеко от берега.

Вдруг Зорин увидел, что на палубе гибнущего дрифтер-бота мечется женщина. Бессильно оперевшись о шлюп-балку, она жестами просила о помощи. Боцман доложил о замеченном командиру.

— Для нас враг остается врагом, пока он держит в руках оружие. А с женщинами, стариками и детьми мы не воюем, — сказал Чернявский.

И, несмотря на риск, командир развернул катер на обратный курс. Маневрируя, уходя от вражеских снарядов, "двести восемнадцатый" приближался к дрифтер-боту. На судне уже горел мостик, пламя охватило надстройки… Вот-вот раздастся взрыв в трюме.

Боцман Зорин и командир Зимовец снова прыгнули на борт судна. Они подхватили женщину на руки и перенесли на катер. Радист (он же по боевому расписанию санитар) оказал немецкой женщине первую медицинскую помощь.

Выполнив боевое задание, захватив с собой "морского языка" — почти весь экипаж дрифтер-бота, — торпедный катер Чернявского благополучно вернулся в базу. Через некоторое время пленные гитлеровцы были доставлены в штаб флота, где сообщили очень важные сведения военного характера.

Командир "двести восемнадцатого" представил боцмана к награде. Иван Зорин был удостоен ордена Отечественной войны I степени.

Впоследствии торпедные катера принимали активное участие в освобождении Петсамо и Киркенеса. "Двести восемнадцатому" пришлось под ураганным огнем противника высаживать десант морской пехоты в порт Лиинахамари. И снова боцман проявил мужество: при высадке десанта он в ледяной воде поддерживал трап, по которому сходили пехотинцы на берег… За участие в этой операции Зорин был награжден орденом Красной Звезды. Так на его фланелевке появилась третья правительственная награда.

…Закончилась война, но демобилизовался Иван Зорин только в пятидесятом году. Сняв с кителя погоны (он был к тому времени уже главным старшиной), Иван Павлович не уехал из Мурманска, стал штурманом рыболовецкого флота. А по вечерам учился.

Прошли годы. Ныне Зорин работает на промысловых судах в Беломорской базе государственного лова. Он старший помощник капитана траулера, уважаемый человек на судне. Молодые рыбаки тянутся к нему, идут за советом, зная, что всегда найдут отклик в душе старпома.

Юрий КОЗЛОВ ЮНГА С МАЛОЙ ЗЕМЛИ

Главстаршина Доценко выдал ему бескозырку (чудом держалась она у Ивана на ушах), бушлат, тельняшку, и кто-то из команды пошутил, что при такой тельняшке штаны ни к чему — все равно их не видно. Так Иван Соловьев стал юнгой и сигнальщиком тринадцатого мотобота (по-военному МБ-13) 83-й бригады морской пехоты 18-й десантной армии.

Шел март сорок третьего года…

— Вот, Ваня, — серьезно говорили матросы, — тебе тринадцать лет, и мотобот у тебя тринадцатый… Долго, значит, жить будешь, юнга!

Капитан-лейтенант запаса Иван Иванович Соловьев живет сейчас в Анадыре, на улице Рультытегина, в двухэтажном доме с узкой скрипучей лестницей. Анадырские улицы — пастбища ветра, а зимой над каждым подъездом горит мощный прожектор — в пургу можно заблудиться и между двух домов. Из окна Соловьев видит холодное Берингово море, сопки и корабли. Ночью корабли напоминают новогодние елки — столько на них огней.