Верно, полковник Кокаскеров с дюжиной бойцов спешил на перевал. Он сам немного опередил всех, даже своего коновода. Повод отдал подбежавшему встречать старшему лейтенанту Абрамову, отмахнулся от его рапорта, вышел на пару шагов вперед от цепи пограничников и встал лицом к лицу с воющей толпой. Поднял руку, призывая внимать, и крикнул резко на том самом языке, на котором орала толпа. Притихли враз первые ряды, но дальние продолжали вой. Кокаскеров крикнул еще раз, столь же резко, потом еще и еще, и только после этого заговорил спокойно и веско.
Из толпы выкрикнули, спросив о чем-то, Кокаскеров долго и старательно что-то пояснял. Вновь вопрос, и снова разъяснение. Но вот вышел вперед согбенный аксакал и принялся горячо говорить что-то Кокаскерову. Ответил на этот раз полковник жестко и всего одним словом:
— Ёк!
Ну, это-то слово почти всем пограничникам знакомо. Нет, и все тут. И пошли догадки. Просятся, значит, они к нам на житье-бытье, а полковник тверд, фигу им. У себя живите. На чужое-то, на готовое нечего рот разевать..
— Нет! — повторил полковник Кокаскеров: — Нет!
— Аллах покарает тебя, отступника от веры, — прорицающе изрек аксакал, затем повернулся к толпе: — Возвращаемся, правоверные, назад и подставим свои спины под байские камчи. Здесь нам дастархан не расстелят.
Очень уж неохотно, вроде бы и впрямь внизу ждала их экзекуция, выдавливала из себя толпа цепочку на тропу, и она, цепочка, едва шаркала ногами.
Вверх — бежала, вниз — ползла как улитка.
А пограничники ждали, когда последний человек покажет спину. Терпеливо ждали. И отдыхали…
— Просили убежища. Притесняют, видите ли, баи, жизни нет никакой, — перевел старшему лейтенанту Абрамову суть разговора с толпой начальник отряда. — Только странный какой-то переход. Очень странный, давайте, наряд еще попытаем. Впрочем, соберем совещание начальников застав, вот там и послушаем. А сейчас — вниз. Оставим здесь усиленный наряд. Остальными — прочешем спуск. Чтоб ни один не затаился. Только, думаю, не здесь главные нарушители пойдут, а там, через пещеру.
Прав оказался начальник отряда: никто из нарушителей не остался в горах. Все, ускользнувшие и от тревожной группы, и от заставы, охотно отдавали себя в руки пограничников, когда спускались в долину. Даже сами их искали. Но это тоже внесло свою лепту в недоумение полковника Кокаскерова и тех начальников застав, кто на границе уже «зуб съел».
До каждой мелочи допытывались офицеры, слушая рассказ Буюклы и Богусловского о переходе нарушителей через перевал, вопросы сыпались один за другим, успевай только отвечать; но и когда выяснено, кажется, было все, Кокаскеров попросил и Буюклы и Богусловского остаться.
— Вдруг что-то еще упущено. Подскажите.
Не только для этого, конечно же, оставлял начальник отряда сержанта и солдата на совещание офицерского состава. Ивану полезно послушать офицеров, прикоснуться к их заботам и тревогам, что, возможно, повлияет на его образ мыслей, а к Буюклы Кокаскеров тоже приглядывался, не предложить ли, прикидывал, в училище.
Но это все, как говорится, мимоходом, второстепенно. Главное сейчас понять, без ошибки понять, что произошло на границе и чего можно ожидать от завтрашнего дня. Не на полчаса разговора со спором. На долгие часы. Карты и схемы вскоре пошли в ход, данные прежних наблюдений вспомнили… Замолола мельница, успевай зерно подсыпать.
Для офицеров, понятно, все это нужное дело, а каково Буюклы и Богусловскому сиднем здесь сидеть, когда вся застава вышла на субботник.
Конечно, разумней было бы перенести субботник, дав людям отдохнуть после столь беспокойных суток, но куда там — и Абрамов слышать не захотел о переносе, и, особенно, Лодочников. Тот горячился:
— А завтра снова тревога?! Пусть кони ноги вывихивают в станках, да?! Мы же — солдаты! Комсомольцы мы! Резерв партии! Нам ли пасовать перед трудностями? Вон, коммунисты нам пример показывают, вместе с нами нарушителям противостояли, а теперь совещаются. Не стали же переносить на потом, на после отдыха.
Всем стало ясно, что выпятиться хочет перед начальником отряда Сильвестр, а вот отчего старший лейтенант Абрамов не одернул показушника, тут не совсем понятно. Да и лейтенант Чмыхов удивляет. Вернулся из пещеры, и слова не говорит. Ни за, ни против. Будто подавлен чем-то тяжелым. Ждали-ждали бойцы, чтобы вразумил замполит Лодочникова и тех, кто его поддерживает, но так и не дождались. Потопали на конюшню выводить на летнюю коновязь лошадей.