Орлиное гнездо

— Ты чего, деревня, в земле роешься? — посмеивался Шмякин. — Иль золотишко нашел?

Семен сделал вид, что не слышит обидных слов.

Шмякин по старой деревенской привычке продолжал измываться над Семеном. Сын отцовского батрака оказался здесь совсем некстати. На заводе Гришка рассчитывал сделать большую карьеру. Семен отлично видел, что Гришка живет двойной жизнью: в цехе называет себя пролетарием, а дома, в Рабочей слободке, превращается в прежнего деревенского Гришку. На работе Шмякин разыгрывает активиста, подлаживается. А дома вымещает зло на безответном Семене.

Семен поставил ящик возле катера, подсел к отцу, заглянул через плечо в письмо. Но Федос сердито отпихнул сына, продолжая читать по складам послание из дому. Гришка изредка посматривал на письмо в руках Федоса, вспоминая письмо отца, вложенное в посылку и написанное тревожными намеками и недомолвками. «А солому пришлось спалить, бо погнила вся скрозь… Огонь достал до скворечника, и теперя скворцам по весне жить негде… А что касаемо табаку, то еще остался, а спичек не хватает… Будет возможность — запаси спичек поболе», — писал Харитон. И Гришка кое-что понял…

Шмякин доел сало, обгрыз шкурку и швырнул ее на ящик с болтами.

— Охота же тебе спину гнуть? У завода этой ржавчины хватит.

Семен упрямо молчал, смахнув сапогом шкурку с ящика.

— Ну и пес с тобой, — посмеиваясь сказал Шмякин. — Собирай барахло — может, тебе за это грамотку выпишут. Товарищу Лободе за усердие и за его пролетарскую сознательность. Собрал десяток болтов в пользу индустриализации.

И он пнул ногой ящик. Болты рассыпались, прикрыв яичную скорлупу, белевшую на том месте, где завтракал Гришка.

У Семена перехватило дыхание. Он готов был броситься на обидчика, сбить его с ног, втоптать в землю.

— Пожалеешь, — тихо, но с угрозой сказал Семен.

И принялся собирать разбросанные Гришкой болты.

Изредка Семен взглядывал на Шмякина, который принялся жевать второй кусок сала. На сердце у парня было тошно, словно сдавил его Гришка, как сжимал недавно своими черными пальцами облупленное яйцо. Память подсовывала все жестокое, обидное, унизительное, что позволяли Харитон с Гришкой против отца и Сеньки. Он вспоминал это и не мог простить. Особенно кипела в сердце Семена вчерашняя обида. Он сел писать письмо Поле, а Гришка стал смеяться на весь дом. Семен опешил. «Ты чего смеешься?» — спросил он упавшим голосом. «А то, что ты сочиняешь любовные письма чужим девкам. Ведь я тебе морду за это могу набить». Семен не верил ни одному Гришкиному слову: он слишком хорошо знал Полю, чтобы не принять всерьез услышанного. Не подозрение, а обиду почувствовал Семен — за Полю и за себя. Он пошел с кулаками на Гришку, но отец прикрикнул и не дал завязаться драке. И вот снова зажгло под сердцем…

— Хочешь подсоблю? — услышал Семен позади голос Маши Степкиной.

Не дождавшись ответа, девушка принялась собирать болты. Она делала это стоя на коленях. Лицо ее было совсем близко от склоненной головы Семена. Временами Машенькины волосы, нагретые солнцем, солоновато пахнущие морем, касались его щек. Семену было хорошо и неспокойно от этого прикосновения.

— Ты настоящий молодец, Сенечка! — восторженно воскликнула Маша, управившись с подборкой. — Ты такое замечательное дело придумал, что даже и не представляешь. Мы всех комсомольцев обяжем собрать годные болты, гайки, заклепки.

— Опять шутки шутковать пришла? — сказал посмеиваясь Гришка.

— Никакие не шутки. Совершенно серьезно, — ответила Машенька.

— Не забудь Сеньке грамотку схлопотать, — продолжал язвить Гришка. — За усердие…

— А ну заткни поганую свою пасть! — гаркнул вдруг Федос, замахнувшись кулаком на Гришку. — Замолкни, покуда я тебя не прикончил, кулацкое отродье!

Шмякин соскочил с кильблока, отпрянул в сторону. Лицо его побледнело.

Семен и Маша с недоумением смотрели на расходившегося Федоса. А он, держа в дрожащей руке письмо, наступал на Гришку. И тогда между отцом и Шмякиным встал Семен.

— Не надо, батя. Еще отвечать из-за него придется, — сказал Семен, зная характер отца и боясь, как бы не вышло драки.

Федос успокоился, сел. Гришка тоже пришел в себя. Он с затаенной тревогой поглядел на конверт в руках Федоса.

— Якимку поранил, бандит проклятущий! — шумел Федос. — Харитон подстрелил его на дороге под сопкой. И дом свой спалил. А сам сбежал. За кордон, видать, подался, волчья душа…

— Я давно знал, что он бандит, потому я и ушел из дому, — сказал Шмякин так, словно речь шла не об отце, а о ком-то постороннем.

Федос с отвращением посмотрел на Шмякина, на его вымазанные салом губы.

Юрий внимательно наблюдал за происходившим… В душе он радовался за посрамление Гришки: в последнее время Шмякин стал изводить Дерябина своими обидными шуточками, точно так же, как делал это с Семеном.