Вот раздались впереди крики стражников, расчищавших дорогу какому-то большому господину, - Василика, встрепенувшись, всмотрелась и узнала, кого несут ей навстречу в таких же открытых носилках. Это оказалась женщина, стражники называли ее принцессой - и Василика только на миг встретилась глазами со столь знатной госпожой. Зеленые кошачьи глаза невозможно было забыть – то была Фериде, мать Штефана! Так она родственница султана!
Штефан почти ничего не рассказывал Василике о своей семье, как они ни сделались близки…
И тут Василике стало ясно, что мать ее господина ненавидит ее всей душой, - как это было понятно!
Ей показалось, что Фериде узнала ее, как сама Василика узнала большую госпожу, - узнала и послала ей свою ненависть, от которой валашка содрогнулась. Вот отчего Штефан больше не водил ее к своим родителям! Хотя Феофан Комнин, благородный грек, был еще ужаснее своей жены – если верить тому сну.
Но для маленьких людей господа всегда страшны. Даже свои, хотя они и заступники.
- Никогда нельзя забывать свое место, - прошептала Василика, закрыв глаза. Она подняла руку и перекрестилась, забыв, что ее несут высоко над толпой посреди турецкой столицы.
Услышала, как негодующе ахнули обе ее служанки. Василика приподнялась и прикрикнула на них по-турецки, отчего женщины потупились и отвернулись, продолжив покорно шагать рядом с носилками.
Прислуге помыкать собой она ни за что не даст – если уж не давала этого самому господину своей судьбы!
Василика проехала до самого базара, где ее опустили, а женщины почтительно высадили под руки. Она пошла вдоль рядов, рассеянно скользя глазами по товарам, - увидела проткнутые крючьями мясные туши, над которыми вились мухи, и ее одолели воспоминания о базаре в Тырговиште, о трупном запахе, пропитывавшем все самое лучшее…
Василика покачнулась, ощутив, что жизнь душит ее, и тамошняя, и здешняя. Как мучительно бывает прозреть, подняться над собою!
Она чуть не сорвала с лица покрывало, едва удержалась. Резко приказала своей свите двигаться вперед.
О благоустройстве дома полностью заботился сам Абдулмунсиф и его прислуга, и Василике осталось только купить какую-нибудь мелочь, чтобы самой себе сказать, что этот выход был не зря - и что она тоже может тратить деньги, как госпожа. Василика выбрала пару ножных браслетов с подвесками, перезвон которых начал ей нравиться, когда она танцевала наедине с собой, но которые она никогда не надевала при Штефане.
Слишком напоминали оковы – и ту первую его насмешку.
Еще она купила духи, запах которых был ей незнаком. Василика даже не поняла объяснений смуглого беззубого парфюмера, расхваливавшего товар; но посчитала недостойным это показать.
Василика поехала назад, домой; она улыбалась, подставив лицо весеннему ветру. Она подумала о Штефане – и сделалось хорошо, сладостно на душе, как было всегда при мысли о нем… когда Василика не позволяла себе заглянуть за ту завесу, за которой он мог заниматься богопротивными делами. Разве сама она ангел – и разве не нужно любить людей и верить им, каковы бы те ни были, чтобы жить? Один только Господь всеблаг!
Вернувшись домой, Василика подумала, что наконец совершилось что-то очень важное – она получила достаточно веры, чтобы вырваться из клетки. У Штефана был большой сад. Василике хотелось бы ухаживать за ним. Пусть Штефан велит своим слугам уходить оттуда хотя бы на пару часов в день, чтобы она могла гулять с открытым лицом!
Вечером Штефан пришел к ней – она не ждала его; но Василика нечасто знала, когда ждать своего хозяина. Однако оба очень обрадовались.
Господин долго обнимал ее, как любимого друга, который никогда не предаст, - а Василике вдруг подумалось: способен ли Штефан сейчас на свое черное дело, или уже нет?
Они посмотрели друг другу в глаза.
Штефан улыбался ясно, радостно.
- Что ты себе купила? – спросил он.
Василика повернула голову, зазвенев тяжелыми серьгами-полумесяцами, чтобы он мог наклониться к ее надушенной шее. – Вот, - с улыбкой сказала она. – Сладко ли я пахну?
- Слаще розы, - вздохнул турок, целуя ее в шею.
Они снова обнялись.
- А я видела твою мать, - вдруг сказала валашка.
Штефан вздрогнул и высвободился. – Как?
- Ее пронесли мимо в носилках. Фериде посмотрела на меня… ненавистно, - сказала Василика, отворотившись от него.
Штефан долго молчал.
- Да, мать невзлюбила тебя, - наконец сказал он, не скрываясь. – Поэтому я и не хотел, чтобы ты еще раз виделась с ней…
Василика поджала губы.
- Как же твоя мать думает о том, что я живу в твоем доме?
Штефан побледнел.
- Я не хочу об этом говорить. Я мужчина, и решу сам, кому жить со мной, - резко сказал он.
Потом посмотрел ей в глаза.
- Я тебя никогда не брошу.
“До самой до смерти”, - подумала Василика, и холодно улыбнулась.
- Я бы хотела чаще гулять в саду, - сказала она. – Хотела бы… чаще открывать лицо на воздухе. Теперь ведь уже тепло. Можно ли мне ухаживать за твоим садом?
- На это у меня есть садовник, - рассмеялся он. – И руки ты испортишь…
Василика нетерпеливо вздохнула, и Штефан понял, что наложница гневается.