“А ведь повинна его мать”, - вдруг пришло ей в голову; и сразу же стало ясно, что так и есть.
Василика закрыла глаза и, повернувшись на бок, застыла, как мертвая. Ей иногда хотелось исчезнуть из этого мира, где из-за нее большие господа делали такие вещи.
А на другой день Штефан пришел к ней с видом палача, упивающегося своим искусством. Поставив ногу в сапоге на табурет, он подбоченился и сказал:
- Преступник найден и казнен, Василика!
Василика лежала; но при этих словах быстро села.
- Кто он?
- Это мой кухонный работник. Из него вынули все потроха на главной площади! – сказал Штефан.
Василика упала обратно на постель, глядя на Штефана во все глаза; а тот засмеялся.
- Да, моя несравненная роза, теперь тебя никто больше не тронет! Все знают, как ты для меня драгоценна!
Он сел рядом и схватил ее руки, прижимая к губам. Василика не отвечала на его ласки, лежа в оцепенении. Она выросла в жестоком краю, во времена самой лютой жестокости – но даже великие бояре, даже свирепый Влад Дракула никогда не казались ей такими нелюдями, как сейчас этот нежный любовник. И ведь он знал, что во всем повинна его мать!
А может, Василика просто не привыкла к тому, что она госпожа и что из-за нее делаются такие вещи: ведь для господ это обыкновенное дело!
Штефан гладил ее руки, и против воли она стала опять покоряться его чарам. Турок лихорадочно шептал:
- Нам нужно уехать отсюда… Мы скоро уедем туда, где никто не посмеет тебя обидеть.
- Куда? – спросила Василика.
Она знала.
- В Стамбул, - ответил Штефан. – В Царьград. В великий город.
* Подлинный исторический анекдот.
========== Глава 76 ==========
Василика поправлялась дольше, чем ей представлялось вначале: верно, Фериде не пожалела отравы на ненавистную ведьму-валашку. Персидский врач, которого приглашали к ней, сказал, что это, должно быть, мышьяк, не имеющий вкуса и запаха, и потому один из самых коварных ядов.
Невольница вышла в сад, как обещал ей ее покровитель. Вначале она не могла работать, но Штефан все равно очищал сад от слуг ради нее, ее уединения. Где еще она могла бы найти такого заботливого хозяина - возлюбленного? Но его любовь была другой стороной его дикости, его ненависти.
Василика сидела на скамье и, закрыв глаза и закинув голову, молилась об исцелении сердца этого турка, которое сделалось для нее так драгоценно. Она хотела бы стать его женой, его вечной возлюбленной… но так бывает только в мечтаньях.
Чья-то великая земная любовь – другая сторона чьих-то великих земных страданий. Кто сказал ей такое? Прежде Василика не мечтала высоко ни о себе, ни о своем счастье, а думала только о службе, и была добродетельная девица. Неужели же добродетель значит бездумье?
“Есть ли колодезь, из которого можно черпать счастье и не вычерпать? Хоть на небесах?” - мучительно думала турецкая полонянка.
Потом она услышала шаги своего господина, и повернулась к нему, сияя небесным счастьем. Это были шаги убийцы, мясника – но Василика протянула ему руки и прильнула к устам этого человека, как к источнику жизни.
- Моя драгоценная, - прошептал Штефан. – Моя роза…
- Что ты думаешь делать со мной? – шепнула Василика, уже без ярости первых дней: словно сдаваясь на милость.
Он сел рядом и обнял ее, а Василика положила голову ему на плечо.
- В Стамбуле все еще есть христианские церкви, - прошептал турок. – Когда мы будем там… тогда…
Василика перебила его дрожащим голосом.
- Нет, не тешь меня такими словами! Я знаю, что этому не бывать!
Казалось, Штефан жестоко насмехается – так жестоко, как еще не смеялся: а ведь он много смеялся над ней…
Абдулмунсиф не стал ее уговаривать, а только крепко взял ее за руку, словно боялся, что невольница улетит.
- Зачем тебе в Стамбул? – резко спросила Василика. – Ведь ты состоишь при султане! Ты так мало говоришь о своей службе, а я сама не своя от того, что ты скрываешь!
Василика распекала своего господина, точно жена. Он взял ее лицо в ладони и мягко улыбнулся.
- Ты думаешь, что я неспособен сам позаботиться о себе и о тебе?
Василика осталась непреклонна.
- Расскажи мне!
Штефан уткнулся лицом в ее волосы.
- У нас дом, место женщин… место чистоты, - проговорил он. – Мы не несем в свой дом того, что его осквернит. Мы успокаиваемся рядом с нашими женами.
Василика усмехнулась; хотя от слов турка у нее захолонуло сердце.
- А вы спрашиваете ваших жен – успокаиваются ли они рядом с вами? – резко спросила она. – Или они никогда не говорят того, что вам не понравится?
“Наложницы не говорят”, - подумал Штефан. Он промолчал и крепче прижал к себе Василику.
- Я не хочу ранить тебя, - сказал он.
- Ты больше ранишь меня, когда молчишь… Я хочу страдать с тобой так же, как радуюсь с тобой, - пылко ответила Василика. Господин увидел, как она покраснела, - и понял, как и поняла она сама, что это было самое страстное любовное признание. Штефан улыбнулся и поцеловал ее в щеку.
- Кажется, я понимаю, почему так полюбил тебя, - прошептал он. – Хорошо, если ты желаешь, я скажу…