Он был ниже своей невесты, но Илона потерялась в его тени – она сама казалась тенью, которую отбрасывал этот коронованный палач. На них надели златолиственные венки, по валашскому обычаю, и Дракула предстал каким-то языческим вождем, которого увенчал венком за заслуги утонченный римский император, робеющий перед мощью духа своего гостя… Дракула, разодетый с варварским блеском, любимым валахами и турками, взирал на церемонию, которой его подвергали, со спокойным, холодным торжеством – точно сторонний ее наблюдатель.
Когда католический священник свершил над ними обряд, казавшийся замечательно ловким политическим сочетанием обеих ветвей христианства, и пришло время поцеловать невесту, валах и венгерка повернулись друг к другу. Все увидели, что Илона закрыла глаза и совсем побледнела, - она была выше своего мужа, и едва ли Владу Дракуле могло это понравиться. Но князь, едва заметно улыбаясь, схватил ее за затылок и пригнул к своим губам. Поцелуй длился беззастенчиво долго, так что в ближайших рядах сидящих зрителей даже заахали.
Потом князь оторвался от жены, которой стоило огромного усилия не потерять сознание. Придворные дамы смотрели на нее с бесконечным сочувствием.
Потом Дракула взял тонкую руку жены, совершенно потерявшуюся в его огромной руке, и повел ее по проходу между скамьями – и те, кто сидел, и те, кому не хватило мест в битком набитой церкви, склоняли головы перед этим малорослым мужем с душою ненасытной, как утроба великана. Илона шествовала, тоже склонив голову, - как на собственную казнь, которую, должно быть, эта особа королевского воспитания приняла бы с таким же видом.
Князь, виновник торжества, покинул храм, и за ним, как в прежние времена, вышла толпа его витязей – все они были приглашены; конечно, здесь присутствовал и Корнел Красавчик – сейчас его прозвище казалось таким же жестоким издевательством, как и кличка Раду Дракулы.
Не потому даже, за что оба получили такие имена: многие среди знати, как православной, так и католической, смотрели снисходительно на этот порок. Но Раду изъела тело расплата за плотские грехи, а Корнелу его страсть к князю изгрызла душу - и извела его красоту даже раньше, чем это случилось с Раду чел Фрумошем, так же верно, как любая болезнь. Нет, Корнел не был болен – но был бесконечно стар душою: подобно человеку, которому он служил.
Николае Кришан тоже был в числе гостей, и он, конечно, видел Корнела: тот казался страшной памятью о самом себе прежнем, особенно в день свадьбы своего владыки с католичкой. Николае не посмел приблизиться к витязю – и так же, как и многие венгерские дворяне, с затаенным страхом смотрел издали на господаря и его небрежность с молодой женой. После церемонии все должны были пешком идти до замка, где их ждал пир. Вокруг Николае многие придворные шумно разговаривали, полоскали последние дворцовые сплетни об Илоне Жилегай, обсуждали ее родню – но, как один, обходили вниманием ее свадьбу и предстоявшее ей супружество. Влад Дракула, даже в плену у короля Венгрии, был не тот человек, которого можно обсуждать в глаза.
Сам Николае молчал. Навеки чужой и чужим, и своим – как некогда его отец, Раду Кришан. Он не имел страстной привязанности ни к чему в Венгрии – даже такой порочной, как Корнел; конечно, Николае прослышал уже и об этом. Внутренне юноша осудил своего кумира – но, бесспорно, даже такой грех был ничтожен рядом с другими деяниями Влада Цепеша и его витязей. Слава их стояла в зените. Князь Валахии вознес себя и верных себе людей на такую кровавую высоту, что их давно уже нельзя было мерить теми мерками, что обыкновенных смертных.
Порою Николае, в тайниках души, даже завидовал Корнелу: исполнилось его назначение, как бы ужасно оно ни было, а сам Николае был осужден на вечную неприкаянность при чужом властителе…
Молодые супруги и их свита вернулись в вышеградский замок, где валашский князь жил в своем почетном плену. Здесь ему предстояло жить с женой – теперь кузеном короля, скрепляя узы дружества между Валахией и Венгрией. Матьяш Корвин возмужал как правитель и больше не допустил бы такой промашки, как по мечтательной молодости, - тот шаг, который обернулся крахом для Валахии, союз Андраши и Иоаны, король венгерский повторил, уже набравшись опыта: с законным князем.
Вот и теперь Корвин сидел во главе длинного пиршественного стола, и с улыбкой пил здоровье новобрачных, как когда-то привечал за своим столом незаконного сына благороднейшей семьи Андраши. Король венгерский, должно быть, уже и не помнил о своих первых шагах, совершенных у власти. Он был очень доволен, что наконец прикормил огнедышащего дракона и навеки примирил его со своей великой католической державой…