Орлиное гнездо (СИ)

Он первым подал пример, набрасываясь на еду. Почему-то при виде того, как он ест, Николае испытал облегчение – и не только оттого, что боялся отравы… Юноша тоже принялся за мясо с приправами. Им подали также и вино, которое хозяин разлил по кубкам сам.

- Ты, верно, скучал, - произнес венгр, сделав последний глоток и лукаво взглянув на Николае. – А я сейчас оценивал ваши дары. Я вам очень благодарен – особенно князю Дракуле.

Николае покраснел и стиснул зубы.

Андраши почти сердечно положил ему руку на плечо.

- Не думай, что ты мог бы обмануть меня, - даже если бы очень постарался, - сказал он.- Конечно, и Дракула об этом ни в коей мере не думал… Что может скрывать такое поручение?

Он долго всматривался в Николае – тот мертвел – а потом сказал:

- Что ж, так даже интереснее. Дракула любит играть. Мы все любим играть!

Николае открыл рот и выпалил:

- А вдруг я что-то скрываю в одежде? Почему меня не обыскали?

Андраши откинул голову и рассмеялся: заливисто, очаровательно. Потом сказал:

- Дорогой мой, ты не сможешь ничего от меня скрыть ни здесь, ни здесь.

Он постучал Николае сначала по груди, потом по лбу. Тот только вздрагивал от негодования.

- Может быть, Дракула сошел с ума, как и я, - что использует вас, - совершенно непринужденно сказал граф после этого, посмотрев на Николае. – Но жестокость с вами будет излишней. Пытать вас скучно, - склонившись к юноше и понизив голос, вдруг произнес он, точно задушевное признание, - а кроме того, это ничего не даст… Вы и так ничего не скрываете и не можете скрыть!

Рядом с этим человеком даже Корнел, казавшийся Николае очень ловким человеком, представлялся простецом из простецов.

Бела Андраши воплощал в себе… какую-то разумную жестокость, которая была ужасна уже тем, что не могла быть, по самой своей разумности, свойственна никакому православному человеку. Если только тот не перестал быть православным.

Или Николае мало понимал православную веру… Нет - быть такого не могло…

Николае зажмурился и снова увидел, как князь Дракула целует перед алтарем свою венгерскую невесту королевской крови. Он увидел, как смеется Матьяш Корвин, провозглашая тост за князя и княгиню. Кому же, сами не зная того, подчинялись сотни тысяч людей, которые веровали сердцем?

“Нет, нет – князь Дракула не может быть таков, - вдруг отчаянно подумал Николае. Он сам не понимал, отчего ему вдруг с такой страстью захотелось, чтобы Влад Колосажатель оказался не так разумен в своей жестокости, как граф Андраши. – И моя сестра, княгиня, не могла быть такова!”

Уж Иоана – никогда! Николае отправил в рот большой кусок мяса, чтобы заесть даже проблеск такой мысли.

Потом Андраши сказал:

- Вы получите фирман, который защитит вас по пути в Стамбул и в самом Стамбуле. Там вас встретит мой турецкий брат… Абдулмунсиф, крещенный Штефаном.

Николае чуть не подавился.

Андраши сердечно похлопал его по спине - и прибавил:

- Мы с Штефаном не только братья по вере, но и старые друзья, как с тобой. Он позаботится о вас. Прежде всего, о тебе… тебе я меньше всех желаю зла!

Андраши помолчал. Глядя на юношу, он улыбался с каким-то христианским умилением - грустной, но глубокой приязнью.

- Я очень люблю таких, как ты.

Николае понял, что на этот раз Андраши не солгал – да и до сих пор не лгал ни в чем: какой же страшной ложью могла быть правда! И каким великим обманщиком тот, кто скажет эту правду в неподходящее… или подходящее только ему самому время!

Он вдруг понял, что все это время Андраши говорил по-валашски: так, точно родился на его земле. Николае ощутил, что готов заплакать, – ощутил, словно его предали все, кого он любил. Но он раньше умрет, чем покажет Андраши свою слабость.

Николае осознал, что Андраши смотрит на него с сочувствием, какого он не видел ни от кого.

- На нашем жизненном пути мы можем иметь только одну опору, - негромко сказал белый рыцарь.

Николае закрыл глаза и перекрестился. Посмотрев на белого рыцаря, он увидел, что Андраши улыбнулся, - а потом венгр встал.

- Ты, наверное, хочешь побыть один, помолиться… Не стану мешать!

Он удалился, неслышно прикрыв за собой дверь.

Николае опустился на колени, прижавшись лбом к полу, к ковру – как молились мусульмане или самые истовые христиане. Он очень хотел помолиться. Но не мог.

Николае провел еще два дня в заточении, вместе с Корнелом и другими своими товарищами. Несколько раз Николае сходился с Корнелом в комнатах или в саду, но они почти не говорили, даже едва смотрели друг на друга.

Андраши навещал боярского сына по вечерам. Они ужинали вместе, и граф расспрашивал его о жизни так, точно они расстались только вчера. Между прочим, спросил, как поживает маленький воспитанник Николае, сын Иоаны…

Если справедливы были их догадки об Андраши – заговорить об этом было для него как коснуться незаживающей раны. Но Андраши вел себя так, точно и не было этой смерти, этого расставания.

“Он держит ее и никогда не отпустит, - вдруг подумал Николае с ужасом. – Он не может отпустить то, что однажды назвал своим”.