- Против ордена, - подтвердил ее господин. – И против моего брата. Орден сейчас может сделаться… нет, уже сделался страшнее султана, - прошептал Штефан. – Орден - союз высоких людей, лишенных страха Божия… я знаю, что это такое.
“Ты сам таков, - подумала Василика. – Ты помолился дьяволу, и он сделал тебя свободным – а следом и я уподобилась тебе. Такова воля Господа. Но другая Его воля – не дать таким, как вы, братья-драконы, овладеть христианским миром: потому что от вас придет смерть всем простым людям, которым еще не пришло время освободиться”.
Штефан внимательно смотрел на нее – и, казалось, слышал, что она думает, не хуже княгини Иоаны.
- Ты замечательно умна, - сказал турок. – Счастлив мужчина, имеющий в своей жене такого друга, - потому что другой мужчина всегда ему соперник…
Василика отчего-то ощутила укол вины.
Она замолчала и не проронила больше ни слова, пока они не добрались до постоялого двора. Василика чувствовала, что Штефан временами подолгу смотрит на нее – просто жжет взглядом; иногда она взглядывала на него в ответ, но и только.
Там, где они ночевали, им нельзя было оставаться вместе в комнате – и Василика отчего-то испытала облегчение от такого сознания.
Женщине очень трудно было, почти невозможно освободиться при жизни. А уж ей, пленной христианке и валашке, – больше, чем невозможно, как бы ни любил ее Штефан. Ее в этой чужой стране, стране лжи, мужского сладострастия и женского рабства не просто никогда не признают – не увидят то, что она есть.
Утром Василика проснулась совсем рано, до света – и вышла во двор. Конечно, она закрыла лицо; но единственный бывший там человек, которому тоже не спалось в такой ранний час, ее узнал. Корнел поднял голову и кивнул ей.
Василике понравилось, что он не улыбнулся.
- Как ты попала к нему? – спросил валах, не поздоровавшись.
Василика улыбнулась под своим покрывалом.
- Штефан благороднейший из всех турок, которых я видела, - горячо сказала она. Ей вдруг захотелось излить душу этому витязю, своему сородичу, поскорее – чтобы он все о ней понял. – Мой господин спас меня из княжеских палат в Тырговиште, где я служила княгине… когда…
- Когда другие турки захватили наш стольный город, - усмехнулся Корнел.
Василика разгневалась.
- Ты его совсем не знаешь!
Корнел сейчас вел себя как обыкновенный мужчина, он ревновал – вдруг Василика почувствовала, точно лишилась единственного чудесно обретенного друга. Однако такой мужчина никогда не поступит в любви неблагородно.
Корнел не смотрел на нее – однако Василика знала, что он с полным вниманием ждет ее слов.
- Я его люблю и всегда любить буду, - сказала невольница. Подумала: сейчас витязь взъярится и прикажет ей уйти. Как ужасно непристойно она себя ведет!
- Я просто хотела сказать тебе…
Корнел наконец взглянул на нее - и вдруг ясно улыбнулся, сразу помолодев и похорошев.
- Я понимаю, что ты хотела сказать.
Он взял ее за руку, глядя ей в глаза. Не поцеловал эту руку – а только сжал, так крепко, что Василика прослезилась. Потом Корнел поклонился, серьезно и почтительно, - и пошел со двора.
Василика несколько мгновений слушала, как хрустят его сапоги, - а потом подалась вперед и окликнула:
- Постой!
Корнел тут же замер – а потом быстро вернулся к ней. Подошел и остановился, когда между ними оставалось шага два, и посмотрел в глаза.
Василика задыхалась под своим покрывалом.
- Корнел, - произнесла она: у нее сдавливало горло. – Я порою так хотела бы вернуться назад…
Корнел улыбнулся.
- Вернуть невинность, - тихо сказал он, не отрывая от нее взгляда. – Опять не ведать, что ты творишь. А уже нельзя… Так, жено?
- Так, - сказала Василика.
Корнел шагнул ближе и взял ее за руку.
- А ведь ты не хочешь, жено, - сказал он через несколько мгновений. – Не хочешь вернуться.
Василика сжала губы и мотнула головой.
- Это все мое, - сказала она.
Корнел кивнул. Как он был на нее похож, как понимал ее – а здесь все люди были не те, хоть порою и казалось, что те!
Несколько мгновений валах и валашка молчали, не поднимая глаз друг на друга, - а потом Василика ощутила, как товарищ опять крепко жмет ей руку.
- Я сейчас уйду, - сказал он. – От беды.
Василика кивнула – и услышала, как удалились его шаги, теперь уже насовсем.
Она еще долго стояла там, где Корнел оставил ее, - подняв занавешенное лицо к смутному небу, закрыв глаза и улыбаясь. Если когда-то она бывала истинно счастлива и покойна, если когда-то ей было тепло жить – то только в такие минуты, как с этим сильным, верным человеком.
Они задержались на постоялом дворе, по приказу паши. Их предводитель нечасто рассказывал своим людям больше, чем следовало, - но теперь причину задержки следовало узнать всем.
- Я выслал вперед разведчиков, - сказал Штефан. – Узнать, где чума и где еще нет чумы. Мой брат с тех пор, как изменил мне, совсем запутал свои следы…
Он улыбнулся. Взглянул на Василику – бледную, серьезную, единственную женщину в этом собрании.
- А ты не думаешь, господин, что твои разведчики могут принести чуму нам? – громко спросил витязь, которого звали Ливиу. Паша склонил голову.