Орлиное гнездо (СИ)

Жених Василике сыскался – хотя сама она никак поклонников не привечала; и это оказался молодой и пригожий дворянин, барон, из сподвижников короля. Венгр был даже застенчив, против обыкновения здешних галантов, которые задавали все больше жару друг другу, весьма поощряемые дамами. Но избранник короля натурой походил на саму Василику.

- Я подумал, госпожа, что вам весьма пристанет такой муж, - улыбаясь, сказал Корвин. – Мой любезный Лорант Дьюла скрытен, как вы, но в глубине его сердца таятся многие сокровища. Он будет верен вам всю жизнь и окружит заботами.

Василика низко поклонилась, прижимая руку к бьющемуся под алым шелком сердцу.

- Вы бесконечно добры, ваше величество…

Перед ее мысленным взором стояло лицо осиротевшего Раду, его глаза, большие, как у больного. А король, приятно усмехнувшись, взял Василику за руку и провел ее по залу, где они стояли, - точно в танце.

- Брак с вами честь для юного барона, хоть вы и не дворянка, - сказал он. – Вы принесете Венгрии славных сыновей!

Потом Василику оставили наедине с Дьюлой – и она почти не слушала, что говорит ей этот жених, который, казалось, искренне увлекся ею; он не сводил с прекрасной валашки глаз и все держал ее руки, не позволяя себе более дерзких ласк. Потом Василика заставила себя улыбнуться молодому венгру – и тот расцвел, и его излияния забили ключом. Сам себя приведя в восторг, барон упал перед Василикой на колени и поцеловал ей обе руки, а потом оба колена. Он клялся со слезами в голубых глазах, что будет защищать ее и служить ей всю жизнь.

Василика засмеялась – а на грудь давила жаба, а во рту было мерзко, точно она отведала мертвечины.

“Я ем мясо Корнела”, - подумала она.

Махнув рукой, валашка наконец спровадила своего поклонника. Пока она еще могла ему приказывать…

После свадьбы ее положение переменится на противоположное – ей ли не знать, как это всегда бывает! Дьюла давно ушел – а Василике все казалось, что он стоит рядом и гладит ей плечи холодными, как у покойника, руками. И отогнать его уже нельзя ничем.

Дьюла отгулял с Василикой положенное число свиданий – сколько дозволил им милостивый король; Василика едва проронила со своим нареченным несколько слов, но барону, похоже, вполне хватало собственных мечтаний. После свадьбы он все равно сделает ее такой, как ему хочется…

“Нет, этому не бывать, - думала невеста. – Я раньше наложу на себя руки. Я смогу!”

А пока она так думала, ей уже шили свадебное платье – златошвейки короля, по приказанию Корвина, не на шутку увлекшегося замечательной игрой. Однако перед самым венчанием король опять призвал пред свои очи Василику и поговорил с нею вполне серьезно: даже более, чем серьезно.

- Василика, - сказал Корвин, прохаживаясь перед сидящей Василикой по залу: теперь называя ее по имени, как приближенную и близкую его сердцу особу. – Я знаю, что вы хорошая христианка.

Он остановился и устремил на нее проникновенный взгляд: глаза Корвина влажно блестели. Казалось, жемчужины своих слез он заронит слушательнице в самую душу.

- Но вам нужно причаститься истинной благодати – благодати нашей католической церкви, - продолжил король. – Ведь вы знаете, что для брака с моим верным слугой вы должны стать католичкой?

Василика медленно склонила голову и осталась в таком положении.

Она не подняла головы и тогда, когда Корвин опять заговорил. Молодой король слегка задыхался от волнения.

- Я желаю вам только добра… и знаю, что этот шаг очень труден для вас. Но его нужно сделать, милое дитя.

Он поднял ее голову за подбородок – точно мог быть ей отцом, хотя годился разве что в старшие братья. Но нет же! Никогда католический король не будет ей брат!

Корвин увидел, как засверкали темные глаза валашки, как морщины исказили лоб – и, нахмурившись сам, произнес:

- Идите. Вам нужно спросить совета у собственной совести – а она, несомненно, даст вам лучший совет…

Василике, конечно, следовало бы на прощанье приложиться к королевской руке; но Корвин и сам не удостоил ее такой чести, видя, в каком она расположении духа.

Наконец Василика снова очутилась во дворце – окончательно: в руках портних и прислужниц. Все это было как будто не взаправду. Жениха она теперь не видела совсем: и радовалась хотя бы этому.

Ее наряжали так, как это было принято здесь, в католической стране, - вместо полюбившихся нижних штанов обернули и пропустили между бедер кусок холста, да и то только потому, что Василика попросила. Она услышала неодобрительные слова, которыми обменялись венгерки, - и ей стало дурно: служанки говорили о поясе целомудрия. Такой пыточной конструкции Василика еще не видела. Но ей опять представилось, что лучше было бы умереть, чем попасть в Венгрию, в руки святых истязателей.

Василика знала, что отречься от своей веры ей предстоит перед алтарем – перед лицом жениха и самого короля Корвина, который столько для нее сделал. Его величество обещал дать за ней и приданое. Неудивительно, что барон сгорал от нетерпения.